МУЗЫКА И БЫТ

Мой друг — наушник

(Безответственные заметки)

Д. ЗАСЛАВСКИЙ

С моим приятелем журналистом приключилась беда. Он частично и временно потерял зрение. Болезнь называется отслоение сетчатки. Приятелю моему пришлось долгое время провести в глазной больнице, подвергнуться мучительным операциям и испытать всякие другие лишения. До некоторой степени это компенсировалось тем, что расширился его жизненный журналистский опыт, и он познакомился с такими явлениями и с такими людьми, к которым раньше не проявлял интереса. Например, лежа на операционном столе он мог наблюдать лечение глаза путем электросварки сетчатки. Это было довольно больно, но занимательно. Не в переносном смысле, а буквально искры сыпались из больного глаза. Он рассказывал мне:

— Я получил возможность узнать наших врачей поближе, наших медицинских сестер и милых, чутких к чужой беде «нянечек». Я испытываю чувство глубочайшей благодарности к ним, чувство уважения не только к их большому профессиональному опыту, но и к умению бережно и любовно относиться к страданиям советских людей.

Я имел возможность и оценить по-настоящему все величие нашего социального законодательства, нашей социалистической системы здравоохранения. Я об этом знал, конечно, и раньше. Я сам неоднократно писал о том, что у нас в социалистическом государстве лечебная помощь бесплатна, что здоровье всех советских людей находится под охраной общества и государства. Но я это почувствовал по-настоящему, конкретно, когда произвел беглый подсчет и пришел к выводу, что я, рядовой журналист, не имел бы возможности оплатить всю ту врачебную помощь, которую я получил. Никаких моих заработков не хватило бы на то, чтобы приобрести за наличный расчет место в первоклассной больнице, операции первоклассных хирургов, питание, медикаменты. Будь я не советский, а американский журналист, мне пришлось бы либо совсем отказаться от лечения, либо прибегнуть к благотворительным учреждениям, которые существуют на средства миллионеров и обставляют оказание скудной помощи условиями, унизительными для человеческого достоинства.

И еще, в первых строках этих моих заметок, я должен поблагодарить верного друга всех больных и страждущих — московскую городскую радиосеть. Я вспоминаю с особой теплотой о моем друге, который не отходил от постели моей в течение всего дня, о моем друге — наушнике. Наушник — слово двусмысленное. Под ним разумеют и сплетника, который нашептывает вам на ухо клевету про ваших ближних. Но в данном случае наушник — это добрый и умный радиоприбор, приклады-

ваемый к уху и соединенный с радиоточкой у моего изголовья.

Из всех перенесенных мною неприятностей, пожалуй, самым тяжелым было неподвижное лежание после операции. Две недели я должен был лежать на спине, не смея ни на секунду повернуть голову, глаза мои были закрыты. Ко мне никого не допускали. Единственной, постоянной живой связью с внешним миром были голоса, доносившиеся по эфиру из радиоточки. Я слушал и слушал. И вместе со мной слушали эти голоса сотни других больных. В часы передачи последних известий и важных правительственных документов, в часы вечерних передач, вся больница как бы замирала. Все лежали и слушали. Некоторые больные могли по желанию выключить наушник из радиосети, но таким, как я, нельзя было шевелиться.

Мы слушали, слушали, слушали...

Я привык к этим голосам, полюбил их. В этом мире бесплотных звуков я научился различать их «по лицам», узнал имена дикторов, работников трансляционной сети, и мне хочется их от души поблагодарить. Мне хочется от имени тысяч и тысяч людей сказать им, что они делают большое, нужное, святое дело. Они скромные работники. О них не пишут, не говорят. Они заслуживают того, чтобы народ знал о них более подробно.

Спасибо тебе, друг-наушник. Но позволь мне, воздав должное твоему благородному труду, сказать и несколько дружеских слов критики. Они относятся к музыкальным передачам. Мне кажется, что есть о чем побеседовать на страницах музыкальной печати. Впрочем, это даже не беседа. Это безответственные заметки взгляд и нечто, мысли по поводу, общие впечатления, не претендующие ни на полноту, ни на точность. Я не стал бы говорить об этом, а ограничился только искренней благодарностью, если бы об этом писали и говорили другие. Но мне кажется, — может быть, я ошибаюсь, — что об этом не говорят и не пишут.

В условиях полной темноты и полного молчания иногда разыгрывается воображение. Мне представлялось, даже в несколько фантастических формах, что в музыкальную редакцию городской радиосети «спущена директива». Она даже начертана большими письменами на стенах радиостудий. Она гласит: в основе музыкальных передач да будет песня, всякая песня, прежде всего народная, хоровая, сольная, созданная анонимными композиторами и прославленными мастерами-песенниками! Песня, песня и песня! Это — превосходная, абсолютно верная, разумная директива. Можно не аргументировать подробно. Такая истина не требует доказательства. Песню любит весь наш народ. Песня — в основе всего музыкального творчества. Народная песня — источник национального колорита в творчестве великих русских композиторов. Слова Глинки, Серова слишком хорошо известны, нет нужды их повторять. Народные хоры имени Пятницкого, Волжский, Северный и другие хоровые коллективы, хор Свешникова, Краснознаменный ансамбль пользуются заслуженной любовью и славой.

У радио есть не только большая, высокая задача распространять песни, знакомить с ними, воспитывать художественный вкус, но есть и задача тщательной, бережной охраны народной песни. Все мы знаем, что в огромном и светлом потоке песенного творчества встречаются и мутные струйки. Есть подлинная, от народного сердца идущая песня и есть подделки под песню, дешевая имитация. Песня идет в народ не только через радио, а и через эстраду, через грампластинки, легальные и контрабандные. Мне пришлось слушать такие песни на теплоходе во время путешествия по Волге. Радист без устали крутил пластинки с каким-то идиотским текстом. Что же касается музыки, то мой спутник, хороший музыкант, однажды сказал, прослушав десятый раз одну такую песенку: «Когда я слушаю ее, то с ужасом замечаю, что во мне пробуждаются какие-то собачьи рефлексы: мне хочется под эту музыку выть, тоскливо, протяжно, надрывно». В заслугу радиосети надо поставить то, что она таких песен, как правило, не передает.

Мое воображение рисует дальнейшие картины. После того, как «директива спущена», она «принята к исполнению». Я мысленно вижу десятки, а может быть сотни работников, которые с усердием, добросовестно собирают песни, заказывают песни, редактируют их, отбирают, сводят в программы и питают многочисленные репродукторы и наушники. Это люди, преданные своему делу. Я вижу, далее, в своем воображении картину, уж совсем фантастиче-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

МУЗЫКА И БЫТ

Мой друг — наушник

Д. ЗАСЛАВСКИЙ

Содержание