ИСПОЛНИТЕЛЬСКОЕ ИСКУССТВО

Размышления о прошедшем конкурсе

Л. БАРЕНБОЙМ

... Второй тур конкурса пианистов подходил к концу. Л. Власенко, очень способный и отлично обученный пианист, исполнил си-минорную Сонату Листа. Молодой артист играл выразительно, ясно, цельно и технически безупречно. Я высказал свое мнение сидевшему рядом знакомому — человеку преклонного возраста, страстному любителю музыки и постоянному посетителю концертов. Он промолчал.

— Помните ли — спросил он, когда мы вышли из зала,- — как великолепно играл в свое время эту Сонату Флиер? Исполнение Власенко поразительно похоже на исполнение его учителя. Но нет в нем той пламенности чувств, которая увлекала нас у Флиера. Власенко играет Сонату безукоризненно. Все сорняки выполоты. Но где горячность и непосредственность? Я наблюдал, к сожалению, ту же картину и на конкурсе скрипачей. Исполнение Концерта Чайковского в ряде случаев представляло собой слепок с замечательной интерпретации Ойстраха. От наших молодых исполнителей я ждал своего слова, своего раскрытия музыкальных произведений; я ждал творческих дерзаний и готов был бы простить ошибки и преувеличения. Что же я услышал? Подражание учителям!

— Но ведь это так естественно, — возразил я. — Молодые люди увлекаются искусством своих педагогов и подражают им. В таких случаях я всегда вспоминаю художника Крамского. Он писал, что талантливые художники в начале своего творческого пути не могут не увлекаться всем тем хорошим, что было сделано раньше. Вот эта увлеченность и заставляет их подражать. Подражание служит трамплином, отталкиваясь от которого, молодой художник развивает свою индивидуальность.

— Вам виднее,— ответил мой знакомый, и в его голосе я услышал иронические нотки. — Но мне, профану, кажется, что некоторые наши молодые артисты подражают, если позволено будет так сказать, не от увлеченности, а, наоборот, от недостаточной любви к музыке, от недостатка увлеченности. Они деловито и холодно копируют то, что считают эталоном безупречного исполнения.

— Это явное преувеличение!

— Весьма возможно. Но почему вы — педагоги, критики, теоретики — не замечаете того, что многие наши молодые пианисты играют как-то удивительно одинаково и скорее правильно и красиво, чем поэтично. Исключения редки. Мы, слушатели, любим непосредственность, искренность, сердечность... В кулуарах концертных залов мы с недоумением спрашиваем друг друга: откуда эта скованность чувств и мыслей у молодых артистов, которые вышли на концертную эстраду лишь в конце 40-х и в 50-е годы? Ведь люди их поколения проявляют столько смелости, столько дерзаний в других областях нашей жизни! Сгущаю краски? Но не лучше ли с пре-

увеличенной резкостью сказать о наметившихся недостатках, чем вообще замалчивать их?

Пусть в приведенных словах моего собеседника была излишняя категоричность. Но их продиктовала большая любовь к советскому искусству, заинтересованность в его дальнейшей судьбе. Не следует ли прислушаться к мнению многих рядовых любителей музыки?

Пианисты, начавшие свой творческий путь в 20-е и 30-е годы, обладают некоторыми общими чертами. Эти черты обусловлены общностью их идейно-эстетического мировоззрения, типичного для советских художников. Но какое многообразие индивидуальностей! Как по-разному решали и решают они многие общие и частные задачи музыкальной интерпретации! Одного пианиста можно назвать рассказчиком, обращающимся непосредственно к аудитории и без всякого нажима раскрывающим характер исполняемой музыки; другого — драматургом, сталкивающим «действующие персонажи»; третьего — живописцем; четвертого — мастером музыкально-речевой выразительности; пятый ведет за собой аудиторию властностью воли и мысли; шестой ... Сколь отлично искусство Э. Гилельса и С. Рихтера, В. Софроницкого и М. Юдиной, Л. Оборина и Г. Гинзбурга, Ю. Брюшкова и Т. Гутмана, П. Серебрякова и Н. Перельмана, Я. Зака и М. Гринберг, В. Разумовской и В. Нильсена... Эти пианисты внесли различный — и по значению, и по объему — вклад в наше исполнительское искусство. Но у каждого из них свой «артистический почерк», свои характерные черты.

Этого, к сожалению, не скажешь о большинстве молодых пианистов, пришедших на концертную эстраду в послевоенное время. Среди них — много одаренных артистов, отлично владеющих инструментом. Но за редкими исключениями, игра одного очень напоминает игру другого.

Причин тому немало. В последние годы в нашей музыкальной педагогике распространилась неправильная тенденция; учащимся прививают представление, будто существует какая-то «единственная правильная» трактовка того или иного музыкального произведения, будто к этой «единственно правильной» трактовке и нужно стремиться. Такой путь, конечно, «упрощает» педагогический процесс, но он уводит молодежь от искусства, уводит от творческих поисков. Хорошо сказал недавно Г. Нейгауз: «Почти беспредельная возможность играть по-pазному... хорошо и прекрасно... — явление, приводящее меня всегда в восхищение»¹. Но всегда ли осознание этой бесспорной истины, пользуясь словами того же Г. Нейгауза, «смягчает ригоризм педагогических требований»?

Как часто слух педагогов «резонирует» только на одну манеру игры и даже только на одну — «единственно правильную» — интерпретацию музыкального произведения! Все иное объявляется еретическим или «спорным» (в это понятие вкладывается осуждающий смысл). Стоит способному ученику детской школы, училища или консерватории исполнить какую-то пьесу несколько по-иному, чем обычно принято, как его начинают поучать: «неправильное исполнение», «дилетантизм», «не ло-баховски», «не по-шопеновски», «не по-скрябинскй», «не этого хотел композитор» и т. п. Некоторым любителям ссылок на авторитеты («Есипова здесь играла медленнее», «Нейгауз здесь делает crescendo»), заботящимся о том, чтобы игра их учеников соответствовала «приличиям», можно напомнить известный афоризм: в искусстве не то хорошо, что правильно, а то правильно, что хорошо...

Молодежь восприимчива, и догматические рассуждения педагогов оказывают на нее воздействие, порой очень сильное. На занятиях по истории и теории пианизма я продемонстрировал как-то группе студентов одно и то же произведение Баха в исполнении трех пианистов, имена которых не были мною названы. Одним из этих артистов был видный исполнитель музыки Баха, опиравшийся в своей интерпретации на многолетнее и глубокое изучение закономерностей баховского стиля. Но именно это исполнение оказалось почти единодушно осужденным студентами: «совсем не по-баховски — заявили они — разве можно так свободно, с такой импровизационной непринужденностью играть Баха?!»

_________

1 См. фрагмент из его книги, опубликованный в «Советской музыке» № 4 за 1958 год.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ИСПОЛНИТЕЛЬСКОЕ ИСКУССТВО

Размышления о прошедшем конкурсе

Л. БАРЕНБОЙМ

Содержание