Выпуск № 6 (223) | 1957 - страница 27

лишь формою народности. Идею народности он гениально воплотил в «Иване Сусанине», в «Камаринской». Да так и теперь. Композитор, выбравший (или собравший) яркие, контрастные по характеру народные мелодии и обработавший их в изящной сюите, сможет претендовать, вероятно, лишь на форму народности. А в таких сочинениях, как, например, «Война и мир» С. Прокофьева, «Декабристы» Ю. Шапорина, «Заповіт» С. Людкевича, Седьмая симфония Д. Шостаковича, «Спартак» А. Хачатуряна. «Даиси» 3. Палиашвили, «Кер-Оглу» Уз. Гаджибекова, Шестая симфония Яниса Иванова, оратория М. Коваля «Емельян Пугачев», «Богдан Хмельницкий» К. Данькевича и т. д., — мы ощущаем веяние идеи народности.

Народное искусство, с его редкостным богатством ярко характерных, типических напевов, вдохновенных мелодий, поэтичнейших образов — всегда служило и будет служить неиссякаемым источником художественного развития и совершенствования. Тем более — обращение композиторов к народному искусству — во всех его многообразных проявлениях — должно быть активно творческим. Заметьте, что чем глубже знает композитор жизнь народа и его искусство, — тем меньше нуждается он в заимствованиях и прямых цитированиях народных тем, попевок, и чем глубже воспринимает он идею народности, — тем ярче и сильнее раскрывается его художественная индивидуальность и тем больше прекрасных произведений дарит народу его талант, умудренный опытом и мастерством. Учась у народа, он постигает высокую мудрость простоты, трудное уменье раскрыть самое сложное в простом, великое — в общедоступном.

Истинно реалистическое произведение должно быть народно по идее и по форме, совершенно по мастерству.

В наше время в искусстве социалистического реализма идея народности сливается с идеей партийности. Так, гениальная мысль Ленина предвосхитила могучий подъем культуры и искусства в эпоху социализма, широкое и подлинно свободное развитие художественного творчества — по пути реализма и народности. Ибо наша партийность находится в гармоническом единстве с художественностью, и она влечет композитора к правдивому отражению жизни, со всеми ее бурными конфликтами и сложными противоречиями, к смелому новаторству и творческим открытиям — во имя служения народу.

И музыке открывается здесь безграничный простор. Прав был А. Луначарский, когда говорил: «...Если нам нужно изобразить конфликт двух начал, если мы хотим темное, отрицательное, угрюмое, рабское начало противопоставить светлому, революционному, гордо вызывающему началу, — ничто не поможет нам так мощно, как музыка».

Борьба за социалистический реализм есть в то же время непримиримая борьба против пагубных влияний упадочной, реакционной идеологии, против формалистских и космополитических течений современного буржуазного искусства.

Наша критика добилась в этой борьбе немалых успехов. Но они были бы гораздо более значительны, если б была устранена теоретическая путаница в толковании понятия «модернизм» и его конкретных проявлений. В самом деле: что представляет собою модернизм? Откройте двадцать восьмой том Большой Советской Энциклопедии и читайте:

«Модернизм (от франц. moderne — новейший, современный) — общее обозначение различных упадочнич. течений (импрессионизма, экспресссионизма, конструктивизма) в буржуазном искусстве и литературе эпохи империализма. М. характеризуется искажением действительности, отказом от изображения типического, утверждением реакционных тенденций, анти-

народностью, космополитизмом (см. Декадентство, Формализм)».

Вас сразу же сбивает с толку это «общее обозначение», в котором за одни скобки взяты и импрессионизм, и экспрессионизм, и конструктивизм. Выходит, что Дебюсси и Равель, Малер и Рихард Штраус, Стравинский и Хиндемит, Альбан Берг и Онеггер, и другие, столь же разные и во многом чуждые друг другу художники — все они, как представители модернизма, были формалистами и космополитами, искажали действительность и утверждали реакционные тенденции. Но ведь это же явно механическая нивелировка! Увы, приходится с прискорбием заметить, что такое «общее обозначение» модернизма весьма распространено; оно фигурирует даже и в специальных музыковедческих работах, например, в книгах И. Рыжкина и Ю. Келдыша.

В книжке «Русское классическое музыкознание в борьбе против формализма» И. Рыжкин констатирует: «Начиная с рубежа XIX–XX веков положение изменилось. Возник и стал распространяться модернизм, направление формалистическое в самом существе своем» (стр. 132). Ю. Келдыш в третьем томе Истории русской музыки прямо говорит о «реакционной сущности модернизма, как антинародного направления в искусстве, отражающего упадочную идеологию империалистической буржуазии» (стр. 481). Продолжая линию механической нивелировки, Ю. Келдыш искусственно сближает с реакционным модернизмом творчество Н. Метнера и явно недооценивает некоторые превосходные сочинения Скрябина и Рахманинова (в частности его Третью симфонию). А И. Рыжкин бездоказательно обвиняет лучшую, глубоко реалистическую оперу С. Прокофьева «Война и мир» в... непреодоленных модернистских влияниях.

Создается положение, внушающее тревогу. Теория явно расходится с практикой... Но вот Ю. Келдыш вносит существенную поправку. В статье «Насущные вопросы нашей критики» («Советская музыка», 1956 г. № 10) он пишет, что «понятие модернизма далеко не однородно и в целом не тождественно формализму. Под определением “модернизм” подразумевается совокупность художественных течений, возникавших в искусстве разных европейских стран с конца прошлого столетия и в большей или меньшей степени противостоявших принципам классического реализма». Он даже иронизирует теперь над «некоторыми слишком ревностными правоверами» (с достойною скромностью умалчивая о себе), которые «объявляли формалистическим, например, творчество художников-импрессионистов». Е. Грошева добавляет к этой поправке свое «нельзя не согласиться». А П. Апостолов, осуждая попытки «разбавлять» реализм модернизмом, тут же с «неумолимой логикой» рассуждает об «органическом сплаве классико-романтического с умеренно-модернистическим» (?!) — в творчестве Г. Свиридова!

Соединить все это вместе очень трудно, но понять еще трудней. Если модернизм объединяет разнородные явления по общему признаку их «не-реалистичности», то почему он возникает именно в конце XIX столетия? А если модернизм есть «совокупность» различных (опять-таки нереалистических) течений периода упадка буржуазного искусства, то зачем тогда понадобилось вводить новый термин, когда имеется устойчивое и более определенное понятие декаданс?.. Все это напоминает довольно резвую, но, в сущности, бесцельную терминологическую игру, в которой мелькают, как мячики, категории исторические, эстетические, критические и пр.

Думается, что мы таким образом лишь усложняем и запутываем вопрос, ибо обходим один из принципов марксизма, который требует — «каждое положение рассматривать лишь ( α ) исторически; ( β ) лишь в связи с другими; ( γ ) лишь в связи с конкретным опытом истории».
(В. И. Ленин. Соч., т. XXXV, стр. 200).

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание