Новое об А. Рубинштейне

Литература об Антоне Рубинштейне пополнилась новыми материалами. Советский музыковед Л. Баренбойм, в течение ряда лет занимающийся изучением деятельности А. Рубинштейна, разыскал в архивах множество неопубликованных писем великого пианиста. Наиболее интересные из них легли в основу рецензируемого сборника. Всего в сборник вошло тридцать восемь писем А. Рубинштейна — к матери (восемнадцать писем), Ф. Листу (четыре письма), В. Кологривову (три письма) и др. Тридцать писем публикуются впервые.

Письма А. Рубинштейна проливают новый свет на многие моменты его биографии, и прежде всего на взаимоотношения основателя Петербургской консерватории с окружавшей общественной средой. Трудно жилось молодому артисту в николаевской России, где концерты его даже после нескольких лет деятельности продолжали давать плохие сборы (письмо к матери; 12 января 1853 г.), а попытки получить должность хотя бы концертмейстера в оперном театре наталкивались на издевательские отказы (письма к матери; 16 апреля 1851 г. и 4 июня 1852 г.).

Материальная нужда заставила Рубинштейна принять — за стол и квартиру — место аккомпаниатора при дворе великой княгини Елены Павловны. Идейная же близость артиста к его «покровительнице» оказывается мифом. Л. Баренбойм выяснил, что панегирики в адрес последней, содержащиеся в известных «Автобиографических воспоминаниях» А. Рубинштейна, не принадлежат автору, а были вписаны редактором журнала «Русская старина» М. Семевским. В действительности А. Рубинштейн тяготился положением «придворного шута» Елены Павловны, мечтал о том, чтобы «удрать отсюда, из этой среды», избавиться от «великокняжеских милостей» (письма к матери; 19 августа 1852 г. и 29 декабря 1867 г.).

Это было, несомненно, одной из причин, вызвавших отъезд А. Рубинштейна из Петербурга и длительное его пребывание за границей: «Если бы это стремление [к независимости — Г. К.] не было так близко моему сердцу, я связал бы свои узлы и вернулся бы, так как ты не можешь себе представить, как я несчастен с общественной точки зрения в этой стране...» (письмо к М. Фредро из Лейпцига; 19 ноября 1854 г.)

В ином освещении предстают и те разногласия с профессурой, которые в 1867 году привели к уходу А. Рубинштейна из основанной и возглавлявшейся им Петербургской консерватории. В этом конфликте позиция профессуры представлялась некоторым нашим музыковедам более прогрессивной в идейно-художественном отношении, чем позиция А. Рубинштейна. Опубликованное в сборнике «особое мнение» А. Рубинштейна к решению Совета профессоров консерватории от 21 октября 1866 года вносит ясность в этот вопрос: одним из пунктов разногласий было требование А. Рубинштейна воспитывать учащихся на художественно ценных образцах музыкальной литературы; он резко протестовал против невзыскательности ряда профессоров, которые давали ученикам для выступлений на вечерах и экзаменах «сочинения, не имеющие артистического достоинства и основанные только на более или менее элегантных пассажах и мелодиях, т. е. так называемую модную музыку».

Сборник снабжен комментариями и вступительной статьей составителя, основанными главным образом на неопубликованных архивных материалах и на критическом исследовании уже известных источников. За этими комментариями чувствуются, несмотря на их сжатость, большой труд и знание дела. Мимо выводов, сделанных автором, не сможет пройти исследователь жизни и деятельности А. Рубинштейна. Вместе с тем эта небольшая книжка заставляет с нетерпением ожидать более полной публикации писем А. Рубинштейна и издания монографической работы об одном из крупнейших деятелей русской музыкальной культуры.

Г. Коган

_________

А. Г. РУБИНШТЕЙН. Избранные письма. Под общей редакцией, со вступительной статьей и комментариями Л. Баренбойма. Музгиз, М., 1954, тираж 12 000, Д. 2 р. 25 к.

Неряшливое издание

(О биографическом справочнике композиторов-лауреатов)

Ленинградское отделение Музгиза выпустило большую, довольно эффектно оформленную книгу биографий советских композиторов — лауреатов Сталинских премий. В книге содержится 121 очерк с портретами и факсимиле композиторов, с нотными автографами и фотоснимками.

Первой напечатана биография композитора Азмайпарашвили, Шалвы Ильича. Под заголовком — портрет Ш. Азмайпарашвили, под портретом — факсимиле, в котором ясно различима подпись... Шалвы Мшвелидзе.

Так начинается знакомство читателя с этой нарядной книгой. Перелистываем следующие страницы... С портрета, украшенного подписью-факсимиле Платона Илларионовича Майбороды, на вас приветливо глядит Георгий Майборода, его брат.

Невольно зарождается сомнение в доброкачественности работы авторов-составителей и редакторов издания. Однако не будем поддаваться первому впечатлению. Оценим объективно достоинства и недостатки рецензируемого труда.

В книге немало интересного материала. Биографические очерки о Р. Глиэре, И. Дунаевском, Ю. Кочурове, М. Тулебаеве, Ю. Шапорине и некоторые другие следует признать удачными. Не ограничиваясь справочными сведениями, авторы стремятся проследить развитие художественной деятельности композитора, выделить и охарактеризовать наиболее значительные его достижения.

Но как справочное издание книга в целом не выдерживает критики: она составлена поспешно, неряшливо, изобилует фактическими ошибками, опечатками, не говоря уже о путаных, неточных формулировках.

Некоторые очерки грешат чрезмерно восторженными оценками. Показательна в этом смысле статья о С. Чернецком, удостоенном Сталинской премии второй степени за концертно-исполнительскую деятельность. Заслуги С. Чернецкого, военного дирижера и автора маршей, несомненны. Но характеристику его композиторского творчества, насыщенную такими определениями, как «непревзойденный мастер», «громадный размах композиторской деятельности» и т. д., нельзя не признать преувеличенной.

Нарушение элементарного чувства меры в оценках придает иным заметкам тенденциозный характер, что совершенно недопустимо в справочном издании. Составители не соблюдают такта в цитировании авторских высказываний. Приводятся, например, такие цитаты из автобиографий: «основная черта моего творчества — национальная конкретность и народность» (стр. 393); «это придало моей опере глубоко патриотический характер» (стр. 99); «я... получил в авторитетных кругах высокую оценку, а в народе — популярность» (стр. 199). Неужели составителям не ясно, что подобные авторские оценки собственного творчества не могут заменить объективных критических характеристик?

Воспроизводятся многие ненужные подробности детских лет будущих композиторов. Зачем, к примеру, понадобилось авторам статьи о К. Корчмареве разглагольствовать о том, что спектакль «Фауст» поразил мальчика «фальшью "вампуки" и дешевым провинциализмом исполнения, что надолго оттолкнуло его от данного жанра»? Не совсем ясно, с какой целью составители сообщают читателю, что еще в раннем детстве В. Захаров «совершенно не выносил мандолины и гитары», в то время как Н. Будашкин, напротив, рано пристрастился к мандолине, а В. Соловьев-Седой уже девятилетним ребенком обучился игре на гитаре...

Не всегда удачно цитируются работы других авторов. Для того, чтобы сообщить читателю, что А. Хачатурян после создания Фортепианного концерта «вошел в Правление Московского союза композиторов, а затем в Оргкомитет Союза советских композиторов», можно было обойтись без цита-

_________

Советские композиторы — лауреаты Сталинских премий. Деятели советского музыкального искусства. Биографические материалы. Авторы-составители В. Богданов-Березовский, Е. Никитина. Музгиз, Л, 1954, тираж 3000, ц.. 23 р. 10 к.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Новое об А. Рубинштейне

Г. Коган

Неряшливое издание

Содержание