Выпуск № 2 (2) | 1933 - страница 10

ской молодежи, в свое время порвавшей с асмовскими идейно-творческими установками. Это — композитор, творческое лицо которого начало складываться уже в реконструктивный период. Он был менее многих других связан традициями «современнического» прошлого, хотя, разумеется, эстетско-индивидуалистические настроения были сильны в нем в начале его творческого пути. Казалось бы, что его творчество представляло собой впол-не пригодную почву для идейно-воспитательной работы, для выявления и развития заложенных в нем элементов и тенденций серьезной и искренней перестройки. Но, конечно, эта перестройка и ему давалась нелегко. На этом пути и у него неизбежны были срывы. Кроме того, нельзя упускать из виду, что у всякого композитора наряду с более удачными, яркими произведениями попадаются менее удачные. Переломные же моменты в творческом развитии композитора зачастую всилу новизны тематики, материала, неосвоенности творческого метода, -нечеткости мировоззреная, обусловливают особую опасность временного появления слабых, неубедительных сочинений.

Произведение «Темп» Кабалевского принадлежит к этого типа явлениям. Однако задача критики заключается в том, чтобы, не замазывая слабых моментов, не захваливая подобного рода слабых произведений (за один лишь «факт сдвига»), найти имеющиеся в них здоровые, положительные моменты, может быть, выпятить их, указать на них самому композитору, помочь тенденциям превратиться в устойчивую, ведущую линию.

Как же отнеслась к «Темпу» рапмовская критика? В статье «На пути к перестройке»¹ т. Житомирский категорически утверждает, что это произведение «не только несообразность, но нечто похуже — злая карикатура», что, «хочет или не хочет того автор», его творческие приемы «превращают подобное произведение в безобразный пасквиль (подчеркнуто Житомирским)». Тов. Житомирский нашел здесь «истерический вопль», «вопль и судороги в акомпанименте», но не усмотрел и не отметил ни одного положительного момента, никакого признака, который говорил бы о процессе перестройки.

Интересно, что в этом же номере журнала Кабалевский «ухитрился» получить еще один «разнос» — на этот раз от Мариана Коваля,² по поводу своего сочинения « 13-й Октябрь». И опять-таки критик заметил только, что это — парадное, казенное сочинение «на случай», услышал только «сухой, трескучий пафос», «подражание производственным процессам... напоминающее скорее «погребение гномов», чем «социалистическую стройку».

Наряду с Кабалевским в упомянутых двух статьях подобной же сокрушительной критике подвергаются Шебалин, Красев, Брук, Шапошников, Захар Палиашвили. Причем самое важное заключается в том, что критические приемы, характеристики, выводы в отношении всех шести композиторов однотипны, т. е. нет даже признаков диференцированного, индивидуального подхода.

Мы разобрали критические «экскурсы» Житомирского, Штейнпресса и Коваля не для того, чтобы «потанцовать» вокруг цитат или ди кредитировать ими всю критическую деятельность этих товарищей, — опять-таки не в одних цитатах дело, — дело в том, что приведенные статьи отражали на данном этапе общий тон и направленность критики РАПМ в отношении значительной части попутчиков. Двойная беда такой критики заключалась в том, что она не только затрудняла дальнейшую перестройку того или иного композитора, но и отпугивала, дезориентировала широкие композиторские круги.

Печально-знаменитое собрание композиторов 2 октября 1931 г. было грозным симптомом резкого неблагополучия на музыкальном фронте и наряду с этим показателем того, что отрицательные моменты в работе РАПМ неизбежно толкали неустойчивую часть попутчиков вправо. На этом заседании было сказано много неверных и несправедливых вещей, возведено много прямой фактической клеветы на РАПМ. «Творческое попутническое объединение» вскоре само отмежевалось от многого из того, что там было сказано. Частично это было сделано и одним из вдохновителей всей линии этого заседания — композитором Шебалиным, заявившим на пленуме пра-

_________

¹ «Пролетарский музыкант»., 1930 г. № 8.

² Статья «Октябрьские дни по радио».

вления РАПМ 21 ноября 1931 г. : «Я согласен и с тем, что в своем выступлении я скатился к той бульварной шумихе, которая велась против РАПМ на страницах журнала «Говорит Москва».

Написанная по поручению секретариата РАПМ брошюра т. Белого «Факты и цифры»¹ убедительно доказала вздорность и необоснованность значительного количества отдельных обвинений, выдвинутых на этом собрании против РАПМ. Но РАПМ и брошюра т. Белого прошли мимо самого главного. Суть дела заключалась не в этих конкретных обвинениях, частично вызванных общей атмосферой недовольства и раздражения, частично подсказанных правыми элементами музыкального фронта. Суть дела заключалась в том, что «левацкие» ошибки РАПМ укрепляли позиции основной правой опасности, что РАПМ была в известной мере ответственна за те реакционные настроения, которые ярко выявились в выступлении ряда композиторов на упомянутом заседании 2 октября 1931 г. Само это заседание было бы иным, если бы РАПМ попрежнему выражала партийную линию. Объективная обстановка, обусловившая это заседание, заключалась в том, что в условиях групповой раздробленности и борьбы на музыкальном фронте в конце 1931 г., в условиях отсутствия коммунистической фракции, которая вела, бы за собой музыкальный фронт, — всякое ослабление пролетарской художественной организации, падение ее авторитета в глазах массы композиторов, несмотря на общий быстрый темп перестройки этой массы открывало возможности для временного усиления реакционных влияний, неизбежно толкало неустойчивую часть попутчиков под влияние реакционных элементов музыкального фронта.

Это противоречие, будучи глубоко специфичном для того времени никак не было понято РАПМ, отрывавшей классовую борьбу на музыкальном фронте от общего хода классовой борьбы в стране. Именно поэтому в тот период, когда уже произошли решающие сдвиги в среде советской интеллигенции вообще и советской художественной интеллигенции в частности, РАПМ подмечала и выпячивала не эти общие процессы, а колебания, срывы и ошибки, имевшие место в среде композиторов-попутчиков, частично попадавших под влияние реакционных элементов. Мало того, РАПМ не только не видела этих общих процессов, но, наоборот, устанавливала наличие тенденции к созданию единого энтипролетарского блока¹. «Левацкие» ошибки и отсюда недостаточная авторитетность РАПМ и особенно рапмовского творчества на последнем этапе, отрыв РАПМ от значительных групп композиторов-попутчиков — все это сыграло большую роль в появлении значительных колебаний и срывов у неустойчивой части попутчиков. И нельзя, как это делала РАПМ, сваливать ответственность за все эти болезненные явления только на счет усиления активности реакционных элементов, сопротивляющихся успешному ходу социалистического наступления в стране в целом и на музыкальном фронте в частности.

Политическая суть вопроса заключалась в том, что РАПМ оказалась в значительной степени изолированной от попутнической композиторской массы.

Заседание 2 октября сигнализировало о необходимости самых радикальных изменений всей тактики и методов работы РАПМ. Однако РАПМ удовольствовалась тем, что отвергла отдельные ложные обвинения. Общий же курс остался прежним.

Более того, после 2 октября процесс самозамыкания РАПМ усилился. Это было совершенно естественно: раз политическая сторона вопроса была просмотрена, а полемическая накипь вышла на первый план, — руководство РАПМ видело явления, происходившие в композиторской среде, только под углом зрения травли РАПМ, травли, которую РАПМ всегда встречала на своем пути, против которой она вынуждена была вести жестокую борьбу. В данном случае положение было гораздо сложнее. Рапмовская же позиция естественно находила свое логическое продолжение в дальнейшем росте недоверия к подлинности

__________

¹ Приложение к журналу «Пролетарский музыкант!), № 8 за 1931 г.

¹ См. например упомянутое выше место в речи т. Келдыша на первой конференции РАПМ.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание