Выпуск № 4 (197) | 1955 - страница 4

зу» В. Щербачева и т. д.). Редко звучат в Москве симфонические произведения Л. Ревуцкого, Ш. Мшвелидзе, Г. Киладзе, Я. Иванова и многих других композиторов наших республик. Мы не по-хозяйски относимся к тем богатствам, которыми обладаем.

Наш симфонизм следует великим творческим заветам мастеров прошлого, развивая и обогащая классические традиции. Вместе с тем творчество крупнейших советских композиторов — Н. Мясковского, С. Прокофьева, Д. Шостаковича, А. Хачатуряна — уже оказывает влияние на дальнейший рост нашей симфонической музыки. Некоторые стилистические принципы Н. Мясковского по-своему претворены в инструментальном творчестве Д. Кабалевского, Л. Книппера, Н. Пейко и других авторов. Плодотворное воздействие стиля С. Прокофьева испытали многие советские композиторы. Из произведений, показанных на Восьмом пленуме Правления ССК, назову хотя бы Фортепианный концерт Г. Галынина и Симфонию Р. Гаджиева (где ощутимы также и явные влияния Д. Шостаковича). В ряде скрипичных концертов молодых композиторов мы замечаем плодотворное влияние известного Концерта А. Хачатуряна.

Есть основания говорить о том, что внутри советской симфонической школы складываются стилистические традиции, связанные с творчеством наших выдающихся мастеров.

Не следует забывать при этом о тех глубоких противоречиях, которыми отмечена история советского симфонизма, о том, что именно в симфонической музыке с особенной силой сказались формалистские и модернистские извращения. Среди забытых симфонических произведений есть и вполне заслуженно забытые, более того, справедливо осужденные нашей общественностью. Постановление Центрального Комитета партии от 10 февраля 1948 года, нанесшее сокрушительный удар по формализму, определило большой подъем и в области советской симфонической музыки. Однако надо прямо сказать, что общий уровень симфонизма еще далеко не в полной мере отвечает непрерывно растущим требованиям народа.

Симфония — высшая форма инструментального творчества. Велика ее смысловая эмоциональная «вместимость», многообразны ее виды и типы. Симфония — драма, симфония — лирическая поэма, симфония — трагедия или героическая эпопея — все это жизненные, богатые возможностями творческого развития жанры симфонизма, способного воплотить высокие идеи, большие страсти, вдохновенные образы современности. И запомним — без глубокого, жизненного содержания нет и симфонии, есть только ее мертвая схема.

Из числа русских симфоний, созданных за последние годы, наиболее выделились три — Двадцать седьмая Н. Мясковского, Седьмая С. Прокофьева, Десятая Д. Шостаковича. Три симфонии — три разных типа советского симфонизма. В каждой из них воплощены разные стороны современной действительности.

Двадцать седьмая симфония Н. Мясковского — лирическая драма, раскрывающая мир сложных чувств. Здесь и раздумье о большой прожитой жизни, и мужественная скорбь, и светлая вера в свой народ, свою страну, ее славное будущее. Седьмая С. Прокофьева — симфоническая поэма о молодости; в ней — юношеская свежесть, непосредственность и вместе с тем большой жизненный опыт зрелого художника, сохранившего энергию и задор юных лет. Десятая Д. Шостаковича — трагедия. В напряжении острейших музыкально-драматургических конфликтов этой симфонии воплощена благородная идея непримиримой

борьбы светлых сил мира, гуманизма, прогресса с черными, разрушительными силами реакции, зла, человеконенавистничества.

О Десятой симфонии спорили и спорят. Это не случайно: не все бесспорно в этом большом, очень значительном произведении. Симфонии Чайковского тоже трагедии; но в них с потрясающей силой переданы и глубина человеческого горя и безмерная любовь к жизни. В Десятой симфонии темные стороны действительности, мысли о человеческом страдании, горе выражены более «весомо», более проникновенно и захватывающе, нежели все то, что противостоит этим мрачным, горестным образам. Светлые краски финала все же слишком акварельны, прозрачны по сравнению с густыми широкими мазками предыдущих трагических частей. В замечательной по глубине и напряженности мысли первой части симфонии отрицательно сказывается отсутствие смелых эмоциональных контрастов, которые так естественны, так нужны, когда художник стремится воплотить большой мир человеческого бытия. Знаменитые «сонатные аллегро» Чайковского (первые части Четвертой, Пятой, Шестой симфоний, «Ромео и Джульетта») потому и гениальны, что вмещают образы света и мрака, любви и ненависти, жизни и смерти. Слушая еще и еще Десятую симфонию Д. Шостаковича, хочется сказать: да, в ней есть суровая правда, но все же действительность многообразнее и богаче той картины, которую нарисовал композитор.

Мы спорим о Десятой симфонии Д. Шостаковича, потому что она захватывает, рождает в сознании слушателя рой взволнованных мыслей. А сколько есть симфоний вполне «бесспорных», но и вполне незначительных, «обтекаемых», гладких, как биллиардные шары! Такое «бесспорное» творчество никому по-настоящему не нужно.

В трех отмеченных симфониях Н. Мясковского, С. Прокофьева и Д. Шостаковича представлены различные типы симфонической драматургии. В этих симфониях запечатлены ярко индивидуальные симфонические стили. Такое стилистическое многообразие советского симфонизма можно только приветствовать. Социалистический реализм предполагает не узость, а широту, богатство творческого развития, подлинное новаторство, сосуществование различных стилистических линий.

Говоря об этом, нельзя не вспомнить и о талантливой Симфонии безвременно скончавшегося ленинградского композитора Л. Ходжа-Эйнатова. Вот еще пример творческой самобытности, проявившейся как в содержании, так и в музыкальном языке произведения. Какая свежая, своеобразная и глубокая симфония! Это один из образцов настоящего, большого симфонизма. Правда, формы ее порой излишне лаконичны, что особенно ощущается в первой части; есть в ней, как пишет М. Друскин, черты «очерковости». Но каким внутренним напряжением насыщена эта музыка! Все в ней живет и дышит. Л. Ходжа-Эйнатов по-своему, очень убедительно решил проблему симфонической драматургии.

Его Симфония — «драма жизни». Она навеяна повествованием о борьбе народа за независимость, о подвигах, гибели и бессмертии народного героя. В эту большую тему композитор привнес много своего, личного. В Симфонии преобладают острые драматические переживания. Тревожно-радостные боевые призывы, борьба и упоение жизнью, печаль и безоблачно ясное веселье — все это мы слышим в музыке Л. Ходжа-Эйнатова. Симфония завершается картиной гибели героя (что, вероятно, смутит сторонников бесконфликтной музыкальной «драматургии»). Но в трагическом завершении Симфонии мы ощущаем не слабость, а силу; мы вспоминаем бессмертные слова нашего замечатель-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание