Выпуск № 11 (168) | 1952 - страница 37

Бесспорно, Брюллова и Глинку сближали некоторые общие черты дарования. В искусстве Брюллова Гоголь особенно ценил то, что оно воспевает «прекрасную землю нашу», нашу «милую чувственность». Эту любовь Брюллова к жизни, к человеку высоко ценил и Шевченко. Не мог ее не оценить и Глинка.

Страстный интерес Глинки к произведениям изобразительного искусства делал для него беседы с Брюлловым особенно привлекательными. Глинка отмечал, что Брюллов «говорил умно и оригинально». Он с интересом слушал его у друзей, у себя, бывал на вечерах Брюллова, где много толковали об искусстве, помнил отдельные, особо поразившие его образные сравнения Брюллова. Все знавшие Брюллова писали о его неистощимой фантазии и поразительном даре слова. «Говорил же он так образно, так увлекательно, особенно когда речь касалась искусства, что и глубокие мыслители, и ученые, и поэты, и опытнейшие художники обращались около него все в слух и внимание», — писал скульптор Н. Рамазанов. По его же словам, «Пушкин был поражен огненною речью художника» ¹.

Беседы с Брюлловым послужили для Глинки толчком к дальнейшему изучению творчества великих мастеров. Многое из того, что раньше просто нравилось, было теперь серьезно, глубоко осмыслено. Если в юности у Глинки «понятия об архитектурном достоинстве были столь же безотчетны, как об музыке», то теперь их заменило знание. Вспомним, как часто в письмах сороковых и пятидесятых годов Глинка писал об архитектуре, как умно и профессионально тонко он о ней судил. Но больше всего любил Глинка живопись.

Он рано стал посещать Эрмитаж и Академию художеств. Знакомство с каждым европейским городом он начинал с посещения музеев, осмотра памятников искусства. В сороковых годах он уже свободно разбирался в сокровищах мировой живописи. В бытность свою в Мадриде Глинка знал Прадо «наизусть», в Париже он изучил Лувр, а в Берлинском королевском музее зорко отметил два первоклассных («жестоких», по его выражению) шедевра Тициана: старческий автопортрет и портрет «дочери Лавинии, во всей роскоши юности».

Сопоставляя высказывания Глинки зрелых лет о лучших образцах мирового искусства, убеждаешься, что его строгие художественные Вкусы и симпатии были на стороне классиков Ренессанса и барокко. Но и здесь его отбор не ограничен общепризнанным: малейшее уклонение в сторону маньеризма замечалось им немедленно, малейшая измена простоте или ясности, изяществу и гармоничности целого была ему неприятна и вызывала насмешки.

Перечисляя В. Энгельгардту лучшие работы Мурильо в Севилье, Глинка отметил, что «Conception» «написана необыкновенно бойко»; о другой картине Мурильо на тот же сюжет Глинка писал Серову: «Я очень рад, что Бруни не купил ее. Картина большая, но измятая... написана в роде рисунков на севрском фарфоре. Восторг Мадонны в роде гримасы apres une bonne prise de tabac» ². В свете такой оценки понятна характеристика картин Зурбарана, которые Глинка назвал «отличнейшими».

В 1854 году в Брюсселе Глинка был в мастерской «очень талантливого, но крайне сумасбродного живописца». Художник этот, имени которого Глинка «не упомнил», был Антуан Жозеф Виртц. Громогласная слава сопровождала появление его гигантских по размерам, мистико-романтических по темам и хаотических по композиции картин «Восстание ада против неба», «Борьба героев», «Голод, безумие, преступление», «Наполеон в аду». Глинка мог их видеть в огромной мастерской Виртца, выстроенной для него бельгийским правительством и впоследствии превращенной в музей. И весьма показательно, что произведения Виртца были Глинке «крайне неприятны».

Через всю жизнь великий композитор пронес глубокую любовь к родному русскому искусству, поэтически воспринятому еще в детские годы в неразрывной связи с впечатлениями от русской природы. Глинка, восторженно отозвавшийся на гармоничную стройность архитектурных ансамблей Петербурга, признавался: в юности «пятиглавые соборы в русском роде казались мне торжеством искусства, и Казанский собор мне вовсе

_________

¹ Н. Рамазанов. Материалы для истории художеств в России, кн. I, М., 1863, стр. 182 и 187.

² После хорошей понюшки табаку.

не понравился». Но и в зрелые годы, после близкого знакомства с многочисленными архитектурными памятниками России и Европы, он остался по-прежнему верен своим юношеским привязанностям. Тонкое чутье художника проявлял Глинка и к замечательным образцам русской «узорности», т. е. народного орнамента. Он глубоко чувствовал и отлично понимал истинно национальный характер искусства. Он верно заметил, что декорации первых трех актов «Руслана и Людмилы», хотя и «были хороши», но «не совсем в сказочном русском характере»; его раздражали «сусальная» позолота и грубо намалеванные в садах Черномора «фантастические цветы на боках авансцены».

Так музыкальные вкусы Глинки находили, если не совсем прямую, то близкую аналогию в его художественных критериях.

***

В жизни Брюллова музыка играла очень важную роль, хотя и меньшую, чем литература, которой он часто посвящал целые вечера и даже ночи. Проведя много лет в Италии, куда он попал прямо из Академии художеств, Брюллов был увлечен итальянской оперой. Она воспитала в нем требовательность к широкой мелодической напевности, виртуозному владению голосом, к строгой чистоте интонации. Итальянская опера отвечала некоторым сторонам брюлловского мироощущения бравурной романтикой, эффектностью эмоциональных контрастов. И это заслоняло, по-видимому, в сознании Брюллова недостатки современной итальянской оперы, ее ходульную условность, «декоративный» внешний пафос, однообразие выразительных средств.

Едва узнав музыку Глинки, Брюллов горячо, восторженно полюбил ее. «Сохранились некоторые любопытные подробности, — писал Стасов, — о том, как он любил пение Глинки, как был внимателен во время его и как оригинально сравнивал некоторые части сочинения и исполнение Глинки с любимыми своими произведениями живописи: „Это смело, как поворот головы Микель-Анджелова Моисея! Это такая же красота, как голова Гвидовской Магдалины!“ — восклицал он иногда» ¹. Брюллов упивался романсами «Ночной зефир струит эфир» и «В крови горит огонь желанья». Он был увлечен и оперой «Руслан и Людмила» — еще в период работы Глинки над нею.

Из писем Глинки того периода явствует, что Брюллов принимал живейшее участие и в разработке предварительного плана оперы, и в ее сценической постановке. Впоследствии Глинка отмечал: «Костюмы для главных действующих лиц сделаны были по указанию Карла Брюллова. Брюллов сообщил также свои соображения о декорациях Роллеру,

Карикатуры К. Брюллова

_________

¹ В. Стасов. стлб. 618. Собрание сочинений, т. III,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Карикатуры К. Брюллова

Содержание