ний в ансамблях с вокалистами, солистами-инструменталистами, оркестром, многочисленные записи, передающиеся потом в эфир, — таков славный итог концертной деятельности Гедике-органиста.

В репертуаре Гедике большое место занимают органные произведения И. С. Баха. Глубокий знаток творчества великого немецкого композитора, Гедике в своих концертах исполняет почти все его органные сочинения. Значительное внимание уделяет он и произведениям русских композиторов — оригинальным и переложенным для органа, а также сочинениям Вагнера, Листа, Грига.

Сам Гедике является одним из первых советских авторов, обратившихся в своем творчестве к органу. Наиболее значительными его произведениями, написанными для этого инструмента, являются концерт для органа со струнным оркестром, прелюдия для органа, трубы, арфы и струнного оркестра, две большие прелюдии и фуги. В последние годы Гедике написал ряд органных пьес, имеющих инструктивно-педагогическое значение и нашедших широкое применение в органных классах наших консерваторий.

Прекрасный знаток фортепиано и органа, Гедике обогатил советскую фортепианную литературу рядом транскрипций баховских органных сочинений. В первую очередь следует назвать переложения прелюдии и фуги соль мажор, хоральных прелюдий, фуги до минор. Эти сочинения вошли в репертуар советских пианистов.

Тонкое ощущение стиля, глубокое постижение органного искусства, чувство оркестрового колорита позволили Гедике создать великолепное переложение «Пассакалии» И. С. Баха для большого оркестра.

Гедике принимает активное участие в общественной жизни столицы. Вместе с другими крупнейшими музыкантами он участвует в работе концертных бригад, выступает в районных клубах, исполняя перед рабочими и колхозниками произведения русской и западной классической музыки.

Музыкально-общественная деятельность Гедике не прекращается и поныне. Жизнь его тесно связана с Московской консерваторией. Ее воспитанник, потом профессор, он на протяжении многих лет живет ее интересами и способствует ее достижениям.

Продолжая славные традиции передового русского искусства, Александр Федорович Гедике неустанно трудится на поприще советской музыкальной культуры.

Л. Ройзман

КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ

Письма А. П. Бородина

Четвертым выпуском «Писем А. П. Бородина» завершено издание всего эпистолярного наследия гениального русского композитора. Наша литература обогатилась памятникам выдающегося музыкально-исторического значения.

Друг Стасова, Балакирева, Мусоргского, Римского-Корсакова, их соратник в славной борьбе за утверждение передовых идей русской музыки, Бородин живо и увлекательно сообщает в письмах множество драгоценных подробностей из истории этой борьбы. Перед нами развертывается волнующая, насыщенная фактами и событиями летопись русской музыкальной жизни 60-х–80-х годов. В эту летопись Бородин, как известно, внес и свой богатый вклад.

Как о чем-то бесконечно близком и дорогом, Бородин рассказывает в своих письмах о творческой деятельности своих друзей — соратников по Могучей кучке. С чувством гордости говорит он о взаимной любви и уважении, которые связывали творческое содружество великих русских музыкантов: «И во всех отношениях наших ни тени зависти, тщеславия, безучастия; — всякий радуется искренно малейшему успеху другого» (выпуск I, стр. 313).

Многие письма поистине пленяют тонкой и умной наблюдательностью, блестками неподражаемого юмора. Недаром лучшие из них Стасов готов был приравнять к ярким литературным созданиям, «столько в них таланта, художественности, мысли, грации, юмора, силы».

Живой характеристикой эпистолярного стиля Бородина могут служить его письма о встречах с Листом в 1877 и 1881 гг. Воспоминания о первых двух встречах легли в основу превосходной статьи Бородина, озаглавленной «Лист у себя дома в Веймаре». Статья была впервые опубликована в журнале «Искусство» (1883 год, №№ 11 и 12) и ныне вошла в состав четвертого выпуска «Писем». Однако в письмах Бородина к жене, Е. С. Протопоповой, образ Листа-музыканта, страстного пропагандиста и друга передовой русской музыки, выступает еще ярче и увлекательнее.

Бородин говорит о Листе в тоне живой, неподдельной симпатии. И это понятно. Его, как русского музыканта-патриота, не мог не трогать тот интерес, который проявлял замечательный венгерский композитор и пианист к достижениям Новой русской школы. Бородин в своих письмах правдиво передал впечатления от бесед с Листом, искренно восхищавшимся национально самобытным творчеством русских композиторов. «У Вас живая, жизненная струя, — говорил Лист Бородину,— у Вас будущность, а здесь кругом б. ч. мертвечина» (выпуск III, стр. 168).

Бородин был верным сыном своего народа, страстным патриотом, борцом за передовые идеалы русской музыки, русской науки, культуры. Он беспощадно высмеивал гонителей русской музыки, всех тех, кто «норовит корчить француза или англичанина, раболепствовать перед судом Европы» (письмо к М. Балакиреву от 22–30 января 1867 года). Его глубоко волновали судьбы русской музыки. В 1881 году он был глубоко обеспокоен вестью о том, что Балакирев намерен уйти от руководства Бесплатной музыкальной школой. «Дорогой друг Милий Алексеевич, — писал он ему, — теперь в Ваших руках судьба Бесплатной школы. Откажетесь от нее — она умрет; возьметесь за нее — оживет. Момент критический в жизни Школы. Бога ради не покидайте свое излюбленное детище, доставлявшее Вам не мало хлопот и забот, труда и горя, но не мало чести и славы, наслаждения и радости, а главное — пользы русскому музыкальному развитию. Школа занимает видное и крупное место в истории этого развития и заслуги ее никогда не забудутся теми, кому дороги судьбы русского искусства. Много она сделала добра и много может еще сделать в будущем — если будет спасена. Спасите же ее, возьмите снова в свои руки» (выпуск III, стр. 199).

Письма Бородина содержат драгоценные творческие высказывания великого русского композитора. В высшей степени интересны его мысли об опере: «Чисто речитативный стиль мне был не по нутру и не по характеру. Меня тянет к пению, кантилене, а не к речитативу, хотя, по отзывам знающих людей, я последним владею недурно. Кроме того, меня тянет к формам более законченным, более круглым, более широким... По моему в опере, как в декорации, мелкие формы, детали, мелочи не должны иметь места; все должно быть писано крупными штрихами, ясно, ярко и по возможности практично в исполнении, как в голосовом, так и оркестровом. Голоса должны быть на первом плане, оркестр — на втором. Насколько мне удастся осуществить мои стремления, — в этом я не судья, конечно, но по направлению опера моя будет ближе к «Руслану», чем к «Каменному Гостю», за это могу поручиться» (выпуск II, стр. 109).

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Л. Ройзман

КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ

Письма А. П. Бородина

Содержание