Выпуск № 4 (161) | 1952 - страница 33

дившись у ограды, а то и перебравшись через нее, они стояли, зачарованные таким слаженным пением, какого еще никогда не слышали. Многие начали подпевать...

Так начал свою деятельность хор под управлением Павла Захаровича Бугрова. С тех пор прошло немало времени. Немало изменений претерпел коллектив. В тяжелую годину Отечественной войны Залесянка оплакала лучших своих сыновей. Погиб на фронте Егор Романов. Пал смертью храбрых Сергей Корнев, первый на селе тенор.

Но колхозный хор замолк лишь на некоторое время. После войны он собрался в новом и еще большем составе. В него вошли уже возмужавшие сыновья Павла Захаровича — Алексей, Александр и Павел, дочери Любовь и Валентина, зять Сергей Рыбалкин, две снохи — Антонина и Фекла. Почти третью часть хора составили семья и родственники Бугровых!

Стремление Павла Захаровича сделать певцами всех взрослых членов своей семьи — свидетельство того, как высоко ценит он хоровое искусство, с каким уважением относится к имеющим голос и любящим петь. Рассказывают, что на одной из многочисленных свадеб, какие пришлось ему «сыграть», Павел Захарович, по привычке дирижируя веселым хором и заметив, что зять несколько «фальшивит», сказал:

— Да, зять, как зять, хорош всем, только вот голосом не взял!

Для хора Павел Захарович подобрал людей, которые не просто «голосом взяли», а имеют для этого наиболее подходящие данные — хороший слух, музыкальность, умение перенять, запомнить тот или иной мотив и спеться с другими голосами. Не имея музыкального образования, он прекрасно различает голоса по роду и характеру их. Привлекая новых людей в свой коллектив, он стремится «поставить» их голоса, занимается с ними отдельно, помогает каждому из них найти свое место в четырехголосном хоре.

Особенно упорно трудился со своими певцами Павел Захарович в мае–июне прошлого года, когда стало известно о решении райкома партии и райисполкома провести районный праздник песни. Хор подготовил «Песню о Сталине» (на слова А. Суркова), «Лети в Москву, соловушко», «Есть на Волге утес», «Калинку» и многие другие современные и народные, русские и украинские песни. Спевки требовали так много времени, что некоторые шутники стали спрашивать своего руководителя: «А трудодни нам будут записывать за это?»

Первого июля на широкой луговине одного из трех «островов» собрались тысячи колхозников Самойловского района. Огромным полукружьем выстроился хор в 1200 человек. Вот смолкли разговоры. Взмах руки хормейстера — и окрестность огласилась мощной радостной песней.

Центральное место в этом грандиозном хоре занимал коллектив, подготовленный Павлом Захаровичем Бугровым.

После районного праздника песни Павел Захарович решил подготовить что-нибудь еще более значительное. В это время его родной колхоз «За Родину» начал строить свой клуб, и самой заманчивой мечтой энтузиаста колхозного хора было поставить оперу обоими силами на своей сцене.

Выбор пал на популярную народную оперу «Наталка-Полтавка». Павел Захарович знал ее наизусть: у него была своя книжка сочинений Ивана Котляревского. Он мысленно стал подбирать исполнителей из участников хора. Нашлись очень подходящие люди и на роль Наталки, и на роль Горпины Терпилихи, и на роль пана возного — Тетерваковского, и на остальные роли. Но при первом же разговоре с исполнителями встретились «непреодолимые» трудности.

— Спеть-то я сумею, — заявляли некоторые участники хора, — но играть, хоть убейте, не смогу.

Но не так просто оказалось и спеть: никто из певцов не знал нот. Не знал их и сам руководитель хора. Павел Захарович, в памяти которого были все слышанные им раньше арии героев «Наталки-Полтавки», стал живой партитурой. Он «показывал» собственным голосом, как надо исполнять ту или иную партию. Рядовой колхозник, проживший все свои 60 лет в деревне, превратился в настойчивого режиссера, проникающего в роль и «ланця» Петра, и старой вдовицы, и письменного пана. Собственно, он успел посмотреть таких людей и в жизни, и каждый из героев вызывал в его памяти пусть, может, несколько иных, но действительно живших и виденных им. А

скиталец Петро — не его ли отец или дед, бежавший с Украины в поисках иной, счастливой доли?..

На помощь себе Павел Захарович позвал молодого учителя пения местной семилетней школы Валентина Кирилловича Кудрявцева, который, кстати сказать, взялся пополнять роль Макогоненко — пана выборного. Репетировали вечерами при керосиновом освещении, под любопытными взорами вездесущей детворы и — без всякого аккомпанемента. Только на последнюю репетицию пригласили из районного Дома культуры баяниста, знающего ноты и уже подыгрывавшего там при такой же постановке.

И вот на воскресный вечер в клубе назначен спектакль. В первой половине этого дня мы приехали в Залесянку. Была метель. Ветер свистел в проводах, раскачивал голые ветви ветел и старых яблонь. На улице нам встретился сутуловатый пожилой человек с круглым, испещренным сетью морщинок лицом, с подстриженными усиками. Надвинув на глаза шапку-ушанку и подняв воротник длинного пиджака, он шел, поворачиваясь спиной к ветру. Это был Павел Захарович Бугров.

А вечером, когда оставалось уже немного до начала спектакля и клуб уже был заполнен колхозниками, он хлопотал, помолодевший и шустрый, то и дело проходя на сцену и со сцены, отдавая какие-то распоряжения, перетаскивая различные предметы. Его глаза с опущенными книзу уголками, придававшими лицу какое-то ласковое выражение, на этот раз были строги и в то же время светились молодым задором. От сутуловатости, которая запомнилась при первой встрече, не осталось и следа.

В зале стоял легкий шум и говор. Заняты были уже не только все скамейки, но и все углы и проходы, где можно было хотя бы стать. Многим хотелось пробиться вперед, на первые места, но правление колхоза распорядилось предоставить их животноводам — людям, которые больше других трудятся в зимнее время. И вот на первую скамью садится рослый старик с короткой седой порослью на крутом подбородке и щеках. Это Василий Васильевич Матакин, прославившийся в колхозе хорошим уходом за телятами. Ему 71 год, но он держится бодро и молодо.

С ним рядом Николай Игнатьевич Ряснянский, 62-летний сторож семенных складов. В противоположность своему соседу он ростом невелик, черты лица его тонкие, подбородок немного приплюснутый. Василий Васильевич обладает сильным басом, а Николай Игнатьевич — тенором. Оба они постоянные участники колхозного хора.

За занавесом идут последние приготовления. Сцена оказывается слишком тесной даже для скромного, немногорольного спектакля. На ней фанерный трехстенник с дверями вправо и влево и с одним оконцем. Между капитальной и фанерной стенами промежуток на ширину плеч. Баянист приспосабливался здесь растянуть меха своего инструмента — ничего не вышло, пришлось сесть перед сценой, позади суфлерской будки.

...Третий звонок. Зал затихает. Раздвигается занавес. На сцене слева фанерная стенка с дверью и оконцем. Это хата Наталки (передняя и правая стенки скрыты темными полотнищами). Ни традиционного колодца, ни плетня (их поставить негде!).

Приятные звуки баяна захватывают внимание слушателей. Из «хаты» выходит круглолицая черноокая дивчина с тяжелой темной косой и светлой лентой вокруг головы. Все узнают Анастасию Корневу, одну из лучших колхозниц артели. Она почти без всякого грима, но выглядит моложе, чем обычно, а взгляд и лицо ее грустнее и задумчивее, чем в повседневной жизни. Глядя куда-то вдаль, она запела довольно сильным и грустным голосом:
Виють витры, виють буйны, аж дерева гнуться...

Все грустнее и грустнее звучит песня. И когда Наталка поворачивается лицом к залу со словами «До кого ж я пригорнуся и хто приголубить, коли тепер нема того, який мене любить?», в ее глазах блестит слеза. И кое-кто уже начинает сомневаться: да Настя ли это? Корнева ли?

Да, это Анастасия Евдокимовна Корнева, простая русская женщина, испытавшая в какой-то мере чувство Наталки. В самом начале Великой Отечественной войны она проводила мужа на фронт и осталась с двумя малыми дочерьми. Отдав детей в ясли, она выходила на полевые работы вместе со всеми женщинами.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание