Выпуск № 4 (161) | 1952 - страница 28

ния слышались чаще других в прошлые времена. Тяжелые вздохи «ох», «эх», «ах», «эх да», «ой да» пронизывали мелодический узор песен самого различного содержания, пел ли певец о жалобе бедняка на свою судьбу, о разлуке, о горе-злосчастье или о соловушке, о калинушке...

Кто, знающий современный песенный быт русского, украинского, белорусского, молдавского, казахского, грузинского села, найдет правомерными приведенные выше характеристики, имеющие пятидесятилетнюю, а то и большую давность? Совершенно иные определения и эпитеты приходят сейчас на ум, когда мы знакомимся с песнями советского народа.

Горький говорил, что у нас «даже пейзаж страны резко изменился, исчезла его нищенская пестрота, голубоватая полоска овса, рядом с нею — черный клочок вспаханной земли, золотистая лента ржи, зеленоватая пшеницы, полосы земли, заросшей сорными травами, а в общем — разноцветная печаль всеобщего раздробления, разорванности... Мы живем в эпоху коренной ломки старого быта, в эпоху пробуждения в человеке его чувства собственного достоинства, в эпоху сознания им самого себя, как силы, действительно изменяющей мир»¹.

В Москве прошли десятки декад и смотров музыкального искусства народов СССР; ежегодно по всей стране организуются сотни и тысячи праздников городской и сельской музыкальной самодеятельности. Последний Всесоюзный смотр художественной самодеятельности рабочих и служащих превратился в подлинный массовый праздник народного искусства. Газета «Правда» писала: «В смотре приняло участие свыше ста тысяч самодеятельных коллективов, объединяющих более двух миллионов человек. Многие миллионы советских людей во время смотра посетили концерты этих коллективов»².

Во всем этом огромном многонациональном хоре мы слышали столько радости, счастья, веселья, героики, светлой лирики, что старые представления о характере народно-песенных культур оказываются уже непригодными. Коренным образом изменился идейно-эмоциональный облик песенного быта народов. Обобщенный образ его лучше всего определяет сам народ, называющий распеваемые им теперь песни «вольными», «песнями счастья». «Пусть сильнее звучит бодрая песня народа-творца в городах и селах нашей необъятной страны, на великих стройках коммунизма», — пишет «Правда»³.

Смелая творческая инициатива народа выразилась и в реконструкции старинных, и в создании новых песенных жанров. Что же происходит сейчас со старинной песней?

Из музыкального быта народов нашей страны исчезают песни, идейно-эмоциональное содержание которых находится в противоречии с морально-политическим обликом советского человека. Не поет народ уже заунывных песен рекрутов о горькой доле-злосчастьице, обрекавшей юношу на тяжелую службу царскую. Не услышишь теперь плача девушки, насильно отдаваемой замуж за старого, нелюбимого, да богатого. Советские люди (даже среднего поколения) не только не поют, но и не знают духовных стихов, зикров, песнопений траурного периода Мухаррама, репертуара всевозможных шаманов, каландаров, кульпенде, бюбю и т. п.

Есть слой песен, преимущественно обрядовых, находящихся в стадии отмирания. Вряд ли, например, колядки и щедривки, в которых говорится о мифических существах Каледа, Усень и Плуга, могут быть сейчас популярны в народе, как и песни, сопровождавшие всевозможные гадания и заклинания.

Уходят в прошлое и песни, в которых отражены тяжелые условия труда, ныне забытые. Киргизская песня молотьбы «Он Майда» была порождена примитивнейшими условиями крестьянского хозяйства, в котором зерно обмолачивалось копытами лошадей. Конечно, эта песня не найдет себе места на колхозном току, где работает машина с механическим двигателем, или на поле у комбайна!

Переосмысливаются не только песни, но и отдельные мотивы бытующих песен. Обновляются, облагораживаются старинные лирические песни народов Советского Востока, в которых раньше ча-

_________

¹ М. Горький. Речь на 1-м Всесоюзном съезде советских писателей.

² Передовая «Правды» от 13 декабря 1951 года.

³ Там же.

сто звучали чувственные, эротические мотивы, проникшие из придворно-феодального песенного быта. Несравненно возвышеннее, поэтичнее представляется чувство любви в устах современных народных певцов. Известный азербайджанский певец Сеид Шушинский спел пишущему эти строки народную любовную песню с новыми словами. Любовь раскрыта в этих словах «благороднее, чище» — так объяснил певец причину сделанной им замены текста песни.

Изменения происходят и в области эпической поэзии. Так, советские акыны и ашуги выбрасывают из эпических оказаний «Кер Оглы», «Ашик Кериб» и др. эпизоды, характеризующие в той иди иной степени героев эпоса как носителей религиозно-мистической идеи. Великий киргизский акын Токтогул Сатылганов исполнял «Кедей кан» в редакции, наиболее рельефно раскрывающей демократические черты героя. Процесс шлифовки народом старых песен приобретает различные формы и выражается подчас в полном переосмысливании некоторых традиционных жанров.

Русская величальная песня получила в наши дни новую «путевку в жизнь». Она бытует теперь не в связи со свадебным обрядом, а как песня, в которой восхваляется и величается доблесть лучших советских людей. Происходит известное обновление текста, часто и мелодии (об этом ниже). Она, по существу, меняет свой жанровый облик, становится родоначальницей нового, возникшего в наших условиях, жанра песен-величаний. Ярким примером такого обновления может служить современная русская народная песня Онежского района Архангельской области «Величание вождю Сталину»:

А кого мы будем славить, величать?

Играйте гораже¹,

А мы будем в песнях славить, величать,

Играйте гораже,

Всенародного вождя любимого,

Играйте гараже,

Свет Иосифа Виссарионовича,

Играйте гораже.

В этом направлении переосмысливаются песенные жанры и у других народов. Можно привести в качестве примера песни-восхваления — гезаллеме у ашугов, мактоо (или мактау) у акынов. Эти певцы уже настолько прочно освоили новое значение величального жанра, что он и не мыслится ими теперь вне нового, социалистического содержания. Акыны в колхозах, на тоях, на собраниях прославляют в форме мактоо трудовые подвиги рабочих, колхозников, славят коммунистическую партию, Советскую Родину и ее вождей.

Лирический мелос служит первоисточником для новых песен различных жанров. У всех народов наблюдается тяготение к созданию гимнических песен. Возникают они также на основе претворения популярных лирических напевов. Такова, например, белорусская песня «Сталин — наш отец родной», звучащая очень величаво, хотя в ее напеве слышатся и отголоски простых, сердечных лирических белорусских песен. Из тех же истоков черпает народ материал для популярного в наши дни жанра застольных песен. Часто переосмысливание жанра заключается лишь в сочинении новых слов к знакомому напеву и в новой его интерпретации.

Сочинение нового текста к любимому народному напеву — распространеннейшее явление. Пишущему эти строки пришлось в конце 1951 года побывать в одном из киргизских колхозов. Почти каждый из комсомольцев здесь знал и пел новые песни. Их слова сочинялись исполнителем либо заимствовались из школьных хрестоматий, а напев представлял собой один из вариантов популярной мелодии.

Метод создания новой песни на основе использования широко известного традиционного напева был особенно распространен в первые годы революции, и применялся он главным образом в жанре частушки. Именно в стиле частушки была сложена песенка про Колчака, приведенная в «Кратком курсе истории ВКП(б)»:

Мундир английский,
Погон французский,
Табак японский,
Правитель омский.

Мундир сносился,
Погон свалился,
Табак скурился.
Правитель смылся.

Частушка оказалась очень емкой, способной воплотить самые разнохарактерные темы, выдвигаемые действительностью. Это свойство ее определяется мелодическим материалом — очень известным,

_________

¹ Гораже — громче.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание