Выпуск № 4 (149) | 1951 - страница 12

ний. Мясковскому были совершенно чужды какие-либо узкие «догмы школы», единые, раз навсегда установленные «педагогические рецепты». Он стремился вникнуть в характерные особенности своих учеников и судил об их работах с точки зрения этих особенностей, а не с позиций своего собственного творческого стиля. Это качество Мясковского-педагога имело и свою отрицательную сторону: он не всегда мог с достаточной решительностью бороться с ложным направлением творчества некоторых своих учеников, что сказалось, например, в сороковые годы, когда известная часть нашей композиторской молодежи оказалась зараженной формалистическими влияниями. Положительная же сторона педагогической системы Мясковского была очень значительна. Именно благодаря этому Мясковский сумел воспитать таких разных композиторов, как Белый, Будашкин, Голынин, Левина, Мокроусов, Мурадели, Пейко, Фере, Хачатурян, Шебалин, Шехтер и многие другие, не подавляя их яркой творческой индивидуальности, а, напротив, всемерно выявляя ее.

При этом Мясковский умел развить в своих учениках некоторые очень важные черты, которые объединяют и роднят едва ли не всех их. Прежде всего, это глубоко серьезное отношение к своему искусству. Мясковский скорее готов был примириться со скромными масштабами дарования своего ученика, но недостаточно серьезного отношения к искусству и к своей работе он никогда не прощал. Он сам был великим тружеником в музыке и такое отношение к труду воспитывал и в своих учениках. «Талант талантом, а без настоящего, жертвенного труда ничего нельзя достичь», — часто говорил он, почти дословно повторяя один из заветов великого Чайковского.

И другая черта объединяет учеников Мясковского: среди них, за исключением разве тех, кто формально числился в его классе, но по-настоящему у него не учился, нет дилетантов. Есть разные по уровню таланта, по широте творческого диапазона, но нет ни одного, кто не овладел бы настоящим композиторским профессионализмом. Будучи сам выдающимся мастером, Мясковский придавал огромное значение овладению мастерством, причем мастерством не догматическим, не абстрактным, а таким, которое оказывалось бы в руках композитора совершенным средством для выражения его творческих замыслов.

Более восьмидесяти композиторов воспитал Мясковский за годы своего преподавания в Московской консерватории. Многие из них стали крупными, известными мастерами, многие являются ныне опытными педагогами, энергичными общественными деятелями.

Более двадцати сочинений, написанных учениками Мясковского и учениками его бывших воспитанников, удостоены Сталинской премии. Одно это обстоятельство, сделавшее бы честь любому педагогу, с достаточной очевидностью говорит о выдающейся роли, которую сыграл Мясковский в воспитании молодых советских композиторов.

Глубоко характерны для Мясковского-воспитателя молодежи слова, которыми он закончил свое краткое выступление в связи с получением им Сталинской премии первой степени за 21-ю симфонию в 1941 году: «Мы, «старики», и в дальнейшем не захотим отказаться от великой чести и будем стремиться к завоеванию почетной премии. Я, однако, от души желаю, чтобы в этом художественном соревновании победа впредь оставалась за нашей безгранично талантливой молодежью, которая призвана создать первую музыку коммунистического общества и лучшую музыку в мире».

* * *

Как ни много отдавал своих сил и времени Мясковский педагогической и организационно-общественной деятельности, все же первое место в его жизни занимало творчество, особенно интенсивно развернувшееся в послеоктябрьский период.

Как-то, оправившись после непродолжительной, но все же выбившей его из жизненной и творческой колеи болезни, он написал в одном из своих писем: «...к чему мне здоровье, если я не сочиняю, когда я только для этого живу». В этих словах нет никакой рисовки и никакого преувеличения. Действительно, творчество было целью жизни Мясковского, ее основным содержанием, источником радостей в случае удач и тяжелых страданий при неудачах. Он сочинял потому, что

не мог не сочинять — это было его глубочайшей внутренней потребностью.

Творческий путь Мясковского после Октябрьской революции представлял собой непрерывную и напряженную борьбу за высвобождение своего сознания из пут модернистической эстетики, оказавшей на него глубокое влияние еще в дореволюционную пору черного безвременья. Эти стремления ярко запечатлены в замечательной его литературной работе — в «Автобиографических заметках о творческом пути».

В своих «Заметках» Мясковский без искусственности, без всякой позы, просто, как в задушевной дружеской беседе, подверг объективной критике все, что было сделано им за тридцать лет творческой жизни.

Самое замечательное в этих «Заметках» было, несомненно, то, что Мясковский, уже немолодой тогда композитор, показал всем советским музыкантам пример честного, самокритического отношения к своей деятельности. Надо ли напоминать, что самокритика не пользовалась в то время большими симпатиями в наших музыкальных кругах. С этой точки зрения «Автобиографические заметки» нельзя не назвать документом большого воспитательного значения, особенно для композиторской молодежи.

Читая эти «Заметки», не знаешь, чему больше поражаться: скромности ли автора или меткости и проницательности его критических суждений.

Нельзя не подчеркнуть, что в своих «Заметках» Мясковский поднялся выше многих критиков, не считавших возможным осуждать что-либо в творчестве крупных мастеров. В самом деле, кто из критиков рискнул бы упрекнуть Мясковского, тогда уже автора шестнадцати симфоний, в «известной недозрелости» музыкального языка «и даже музыкального мышления»? А вот Мясковский не побоялся высказать такое суждение о себе. Не побоялся потому, что ставил перед собой большие задачи, значительно большие, чем ставили перед ним его критики. Важнейшей из этих задач Мясковский считал овладение современной советской тематикой. Он отчетливо сознавал, что только на этом пути его, как всякого советского художника, ждут настоящие удачи.

Это стремление было им осознано, конечно, не сразу. Мешал тяжелый груз предрассудков модернизма, мешали проникавшие с Запада влияния современной упадочной буржуазной музыки. Тормозила перестройку и вся идейно-творческая атмосфера Ассоциации современной музыки, с которой Мясковский был связан в течение ряда лет, выйдя из нее лишь в 1931 году.

То «просветление мыслей», о котором писал Мясковский в связи со всем пережитым им в годы войны, сказалось в некоторой степени уже в первом произведении нового, послереволюционного периода его творчества — в 4-й симфонии, точнее, в ее динамичном финале с явным устремлением к светлому, жизнеутверждающему заключению. Однако устремление это в полной мере не реализовано, ибо предшествующие части симфонии с их сгущенно психологическим колоритом не содержат тех импульсов, которые могли бы естественно привести к подлинно оптимистическому финалу. Сам Мясковский считал 4-ю симфонию «откликом на близкое пережитое». Несомненно, это так и есть; однако отклик этот все же односторонний, лишь на «темные стороны» пережитого, и к тому же воплощенный сквозь призму индивидуалистического сознания художника, не сумевшего еще обобщить жизненные впечатления, уловить в действительных событиях их исторической перспективы. Отсюда и отсутствие в произведении подлинной реалистической силы выражения и недостаточная убедительность его светлого завершения.

Иное дело сочиненная в следующем, 1918 году 5-я симфония. Это был значительный успех Мясковского на пути к овладению реалистическим симфонизмом. Жизненная, правдивая основа этой симфонии не оставляет никаких сомнений, и, конечно, этим, а не только чисто музыкальными достоинствами и высоким уровнем мастерства, можно объяснить то, что и в наши дни, спустя более чем тридцать лет после написания, она не утратила убеждающей силы своего звучания.

В этой симфонии Мясковский впервые обратился к подлинным напевам народных песен, использовав мелодию «русинской колядки», записанную им во время

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание