рисовавшей интереснейшую начальную эпоху русского пианизма.

Еще более ответственная задача встала перед исполнительницей во втором отделении, включавшем «Простые вариации» Мясковского, 3-ю сонату Прокофьева и 12 этюдов Скрябина, ор. 8. Ни мало не притупляя критического острия, можно признать художественную удачу в этом отделении еще более заметной и глубокой. Замечалось преодоление одностороннего техницизма, к сожалению, сковывавшего до сих пор исполнительские возможности Н. Отто. Нельзя было не констатировать обогащения экспрессивных и тембральных ресурсов пианистки, сумевшей выпукло передать эмоциональную сторону лирических пьес и отдельных фрагментов.

Художественно-полноценным по экспрессии и яркости вариационных образов было исполнение «Простых вариаций» Мясковского — этой поэтической реминисценции маститого автора.

Значительным достижением пианистки было исполнение скрябинского этюдного цикла (ор. 8). Задача эта — труднейшая, потому что большинство этих этюдов, даже почти все, кроме одного (Des-dur‘ного) не являются этюдами в обычном смысле. Их сложная техническая ткань — только убор, только покрывало облекаемого им внутреннего содержания, глубоко значительного и своеобразного. Максимально выявить это содержание, не разорвав покрова, но и не фетишизируя его — вот задача и трудность исполнения.

В ряде случаев эта задача была выполнена пианисткой с полной художественной убедительностью: так передана была углубленная лирика обоих медленных этюдов 8-го и 11-го, утонченная грация 4-го, драматизм 3-го.

Отдельные творческие штрихи и удача были и в других номерах цикла (отлично был передан технический блеск Des-dur’ного этюда). Удалась Н. Отто передача тонкой лирической экспрессии двух скрябинских миниатюр (ор. 45 и ор. 27) и «Мелодии» Рахманинова, исполненных сверх программы.

Учитывая исполнение также и 3-й сонаты Прокофьева, в отчетном концерте можно видеть не только рядовую эстрадную удачу пианистки, но и некоторый сдвиг в ее творческой практике. В интересах пианистки — не останавливаясь на достигнутом, всемерно усиливать внутреннюю оправданность, углублять творческий план исполнения.

А. Дроздов.

Заметки о ленинградских концертах

Отрадным событием ленинградской концертной жизни явилось исполнение в зале филармонии 28 февраля Реквиема Ю. Левитина, для оркестра, хора и сопрано соло, посвященного памяти павших героев (слова В. Лебедева-Кумача).

Композитор, в прошлом воспитанник Ленинградский консерватории (по классу композиции — Д. Д. Шостаковича, по классу рояля — С. Н. Савшинского), создал впечатляющее произведение.

Трагическое ораториальное повествование Ю. Левитина, эмоционально взволнованное и наполненное суровым дыханием недавно пережитого, написано современным музыкальным языком и вместе с тем в своей основе покоится на использовании народных песенных интонаций. Драматургия произведения построена не на столкновении тем-образов, а на контрастировании эпизодов, объединенных многократно повторяющейся выпуклой и запоминающейся основной темой. Реквием начинается тонким по настроению и по колориту оркестровым вступлением, создающим напряженную атмосферу приближающихся грозных событий. Превосходно написана большая энергическая и волевая хоровая фуга (с оркестровой интермедией) на слова: «На грозный бой...».

Контрастом к этой фуге является эпизод «Могила бойца», начинающийся со скорбного вступления валторны соло, за которым следует хор, по своему эмоциональному характеру близкий старым русским революционным похоронным песням. Проникновенная и широкая мелодия трагична, но лишена, как, впрочем, и весь Рекнием, надрыва. В этом номере композитор — после динамического нарастания средней части («лежит боец... лежит, настигла смерть его в бою») — мастерски возвращается к песенному материалу начала. Следующий эпизод — снова контраст: батальная картина «Села горят», выполненная полифоническими средствами. Сильное впечатление оставляет VII номер Реквиема — «Каждый из тех, кого враг погубил, был нашим братом, страдал и любил», построенный на постепенном динамическом нарастании, но заканчивающийся затуханием звучности.

Отличительной чертой музыки Реквиема является, на мой взгляд, то, что композитор не прибегает к внешним средствам для усиления впечатления: использование интонации, гармонический язык, оркестровка, чередование солиста и хора, смена эпизодов — все это органично, естественно, правдиво, продиктовано эмоциональной взволнованностью и спаяно крепким профессиональным мастерством композитора. Тем более заметна неудача финала, или, точнее, второй половины финального эпизода, в

котором автор прибегнул к внешним эффектам колокольного перезвона. Наш упрек сводится не только к тому, что новые краски финала выпадают из тембровой палитры всего произведения. Важнее, пожалуй, другое: вместо траурно-триумфальной коды, венчающей произведение и объединяющей своеобразное контрастное развитие всей композиции, Реквием заканчивается эпизодом, построенным на внешнем эффекте.

Интерпретация Реквиема (оркестр Ленинградской филармонии, хор Академической капеллы, солистка О. А. Кашеварова) под управлением Е. А. Мравинского, сумевшего выпукло выявить целое и тонко отделать детали, заслуживает всяческих похвал.

На этом же концерте, значительно менее удачно, была проведена 5-я симфония Глазунова. Вялое и неубедительное исполнение симфонии явилось результатом замедленных темпов (в первых частях) и недостаточно гибкой динамической и агогической отделки, столь необходимой в интерпретации композиций Глазунова.

В трех ораториальных постановках, осуществленных Ленинградской филармонией в феврале месяце, — я имею в виду, кроме Реквиема Левитина, Реквием Берлиоза (3 февраля) и «Сказание о битве за Русскую землю» Шапорина (11 февраля), — приняла участие Ленинградская Государственная академическая капелла. Следя за выступлениями этого хора в течение последних лет, отмечаешь интенсивный качественный рост капеллы с тех пор, как во главе ее стал Г. А. Дмитревский. Памятны отличительные черты исполнения капеллы в довоенные годы: кристальная чистота строя, мощное звучание хоровых групп, стройность ансамбля, точность динамической отделки. Но, наряду с этим, печать равнодушия к исполняемой музыке характеризовала пение этого хорового коллектива. Интерпретация капеллы поражала мастерством, но никогда не увлекала.

Г. А. Дмитревскому, возглавившему капеллу с 1944 года, не только удалось поднять ее хоровое мастерство, значительно снизившееся в военные годы, но и привить коллективу новые качества. Пение капеллы отличается сейчас не только формальным мастерством, но и живым эмоциональным откликом на интерпретируемое. Быть может, наиболее рельефно лучшие качества возрождения капеллы сказались в исполнении Реквиема Берлиоза. Первоклассному оркестру филармонии, отлично подобранной дополнительной медно-духовой группе, совместно с хором капеллы, под общим руководством Е. А. Мравинского, удалось создать надолго запомнившееся ленинградским слушателям исполнение ораториально-симфонического полотна Берлиоза.

Ленинградский Союз композиторов организовал 31 января в Малом зале консерватории концерт из новых камерных произведений ленинградских композиторов.

Из исполненных сочинений наибольшее впечатление оставила превосходная музыка концерта для органа и скрипки В. Волошинова. Написанный несколько лет тому назад, концерт был заново обработан автором и исполнен в новом варианте. Новое камерное произведение Волошинова построено на диалогах и соревновании двух равноправных инструментов. Лишенный внешнего блеска, лирически напевный, но подымающийся в местах кульминации до трагического пафоса, концерт подкупал свежестью мысли и гибкой импровизационностыо.

И. А. Браудо (орган) и Ю. И. Эйдмон (скрипка), превосходно исполнив концерт, сумели выявить лучшие черты этой композиции и, в частности, его импровизационность. Искусство И. А. Браудо, бесспорно принадлежащего к интереснейшим исполнителям нашей страны, требует специального анализа. Здесь отметим лишь мастерскую и тонкую органную регистровку концерта, выдержанную в одной колористической гамме, лишенную тембровой пестроты и, вместе с тем, разнообразную по краскам.

Ю. Свиридов исполнил свою 2-ю шестичастную партиту. Мне пришлось в последнее время слышать ряд новых фортепианных сочинений Свиридова (1-я партия, соната). Из них показанная на отчетном концерте 2-я партита представляется мне наиболее удачным фортепианным произведением даровитого композитора. Но и эта композиция — яркая, темпераментная и полная напора — оставляет впечатление эскизности. Отдельные пьесы воспринимаешь как мастерски выполненные полифонические композиционные упражнения. В поисках новых тембровых красок автор перегружает порой фортепианную фактуру своих пьес, и она становится вязкой и грузной. Наиболее удачными и впечатляющими частями 2-й партиты нам представляются «Ариетта», «Интермеццо», «Романс» и «фуга» — остроумная и цельная по форме.

Квартет духовых инструментов в составе флейтиста Б. Трижо, гобоиста Б. Назарова, клапнетиста В. Гейслера и фаготиста Г. Еремкина чудесно сыграл сюиту А. Матюшина — музыку, построенную на народной песенной основе, простую, легко усваиваемую, но и не подымающую больших проблем.

Одночастный концерт для колоратурного сопрано А. Маневича — неудачное, вялое произведение, не интересное ни по тематическому материалу, ни по его разработке. Вызывает удивление, почему Ленинградский Союз композиторов включил эту музыку в программу открытого камерного концерта.

Л. Баренбойм

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

А. Дроздов.

Заметки о ленинградских концертах

Л. Баренбойм

Содержание