Выпуск № 8 | 1940 (81)

Георгий Эдельман

Шестая соната С. Прокофьева

Не так давно мне довелось несколько раз прослушать в авторском исполнении новую, шестую, сонату С. С. Прокофьева. Появление этого произведения — значительное событие в области советского фортепианного творчества.

У нас справедливо говорят о своеобразном «измельчании» фортепианного репертуара. В изобилии пишутся прелюдии, сонатины, небольшие сюиты. Крупные формы исчерпываются почти исключительно концертами для фортепиано с оркестром. Жанр фортепианной сонаты почти забыт. Тем больший интерес представляет возвращение к этому жанру такого мастера, как С. С. Прокофьев.

Первая часть шестой сонаты начинается могучей, маршеобразной темой, сразу вводящей в круг мыслей и образов автора, всецело овладевающей вниманием слушателя:

Прим. 1

Allegro modersto (четверть) = 112

Со вступлением — с его пышными оркестровыми красками — резко контрастирует вторая тема, лирическая:

Прим. 2

Росо piu mosso

Однако ее полноценное восприятие затрудняется несколько обедненным, схематическим изложением. Этот эпизод предопределяет и впечатление от разработки.

В музыке С. С. Прокофьева часто отмечаешь превосходную организацию музыкального материала, по точности и логичности не уступающую первоклассному архитектурному проекту. Каркас музыкального здания — словно конструкция из нержавеющей стали — может выдержать любой натиск композиторского темперамента. Однако временами эти конструкции слишком уж оголены. На первый план выступает технологический замысел, стремление решить какую-либо формальную задачу, добиться наиболее хитроумного сплетения тем, голосов.

В результате, эмоциональный разбег произведения сразу теряет направленность, становится нарочитым. Четкая и выразительная музыкальная речь сменяется яростным спором автора с самим собой по не вполне ясному для слушателя поводу. Движение продолжается, но уже по замкнутому кругу.

Именно такое впечатление производит разработка первой части. Это впечатление усугубляется и фортепианной фактурой: то фортепиано используется как ударный, шумовой инструмент, включая небывалый, кажется, доныне прием «col pugno» (кулаком!), то манера письма упрощается до предельной возможности.

Зато вторая и третья части — прекрасная, подлинно вдохновенная, музыка.

На смену буйной, напряженной первой части приходит чудесно инструментованное Allegretto, отдаленно напоминающее ранние прокофьевские гавоты (см. прим. 3).

Здесь особенно много простора для тембровой раскраски, для противопоставления регистров и звучностей. Все прозрачнее становится манера письма, все явственнее выступают лирические элементы, несколько скованные и суховатые в первой части. Отдельные мужественные эпизоды (см. прим. 4) не нарушают, а лишь оттеняют настроение, которое я

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет