Выпуск № 4 (99) | 1946 - страница 43

ки — строгость, основательность и нелицеприятность суждений. Нашей критике вредит также недостаточно ясное понимание важности работы над различными жанрами. В особенности недопустимо пренебрежение к жанру просветительских популярных статей, высказываемое некоторыми музыковедами. Дело критики — широкая пропаганда музыкальной культуры и разъяснение смысла новых произведений. Это не менее важно, чем разработка отдельных специальных вопросов. Лучше быть скромным популяризатором, чем заниматься «научными изысканиями», приводящими к утверждению, что известная героиня Достоевского Настасья Филипповна является одним из вариантов «цельной, прямой, страстной натуры специфически русского склада», да еще утверждать, что эта натура иногда стоит... «на грани скандала» (как это сделал Д. В. Житомирский в своей статье о Рахманинове, напечатанной в сборнике «Советская музыка»).

У нас очень узок круг людей, пишущих о музыке в центральной и специальной прессе. На страницах «Советского искусства» совсем не видно фамилий ленинградских музыковедов А. В. Оссовского, В. М. Богданова-Березовского, Ю. Кремлева. Не привлекаются музыковеды и критики Украины, Грузии и других республик. Очень плохо обстоит дело с выдвижением молодежи. На все эти вопросы должно быть обращено самое серьезное внимание.

Выступивший в прениях С. М. Городецкий защищает свое право, — право поэта, на суждение о музыкальных явлениях. Говоря о музыке на своем поэтическом языке, поэт может иной раз допустить ошибку в терминах, но зато он свежее и непосредственнее профессионала может иногда ощутить и передать самую сущность художественного явления, не заслонив ее стертым и негибким способом выражения, привычным жаргоном кадрового критика.

Какие пожелания можно обратить к нашей музыкальной критике? Прежде всего, не хватает простой информации, достаточно полного отчета о концертной, вообще о музыкальной жизни. Во-вторых, великие задачи, стоящие перед нашей культурой, требуют гораздо большей прямоты и силы суждений. Нужно больше резкой критики и больше настоящих восторгов. И последнее: нужно смелее и непосредственнее радоваться тому прекрасному, что создает в области искусства наш советский народ.

А. С. Оголевец. Дискуссия по вопросам критики, несомненно, назрела, но она не была подготовлена Музыковедческой комиссией ССК. Между достаточно вялой повседневной работой, между теми, иногда ценными, докладами на случайные темы, которые зачитываются на заседаниях комиссии, и дискуссией нет никакой связи. А между тем состояние музыкальной критики, информации о музыкальной жизни — неудовлетворительно. Вступительное слово С. И. Шлифштейна было бесперспективно и непринципиально. Оно не поставило перед собранием коренных проблем советской музыкальной критики, не сформулировало ее задач на данном этапе. Тов. Оголевец подчеркивает ценность работы Бэлзы как квалифицированного музыковеда и находит причину его отдельных неудач в чрезмерной и многообразной занятости. Каждого критика надо судить по его работе. Важнейший критерий для оценки деятельности критика — это сколько он выдвинул за время своей критической работы новых серьезных художественных явлений еще до их апробации. Этим наши критики мало могут похвалиться. Снижению уровня критики в ССК содействовало, между прочим, и снижение профессионального уровня требований при приеме музыковедов в члены Союза.

Какие выводы следует сделать из нашего совещания? Во-первых, необходимо осенью или в начале зимы провести всесоюзную конференцию специально по вопросам музыкальной критики. Наша стихийно возникшая дискуссия показывает, что эти вопросы более не терпят отлагательства. Пять последних лет заставили нас по-новому оценить многое, поставили перед нами новые проблемы.

Надо энергично поддержать предложение Шостаковича о возобновлении выпуска музыкальной газеты. Газета «Музыка» сыграла большую положительную роль в конце 1930-х гг. Сейчас потребность в ней еще больше. Издание специальной газеты поможет нам выправить и те недостатки на критическом фронте, о которых шла речь на совещании.

А. И. Шавердян считает, что дискуссия не подготовлена и потому тема ее значительно сузилась, но что было бы, однако, совершенно неправильно на этом основании затушевывать те реальные недостатки, которые вскрыты в ходе обсуждения. Положение музыкального критика в газете, в «Советском искусстве», в частности, совершенно ненормально. Приводя примеры из своей практики, т. Шавердян показывает, как редакционная правка уродует мысль критика, вытравляет подлинно критические или просто новые мысли и соображения и низводит любую работу к среднему уровню безличной информационно-апологетической статьи, изготовить которую может любой репортер. Эта нивелировка, убийственная для нормальной критической деятельности, могла возникнуть только в условиях терпимости к ней со стороны членов Союза композиторов и его Оргкомитета, в условиях, когда музыкальная об-

щественность, говоря фигурально, отпустила вожжи. Обильно проливаемая в статьях патока, даже когда эти статьи субъективно искренни, на деле крайне вредна. Она мешает композиторам и исполнителям, в особенности же молодежи, нормально расти, лишает даже зрелого музыканта необходимых стимулов к исканиям и углубленной работе.

Характерным примером ложного понимания задач критики является проведение газетой «Советское искусство» дискуссии об опере. Задача редакции была чрезвычайно сложна. Требовался глубокий конкретный анализ тех творческих явлений, которые возникли после 1941 года и на основе этого анализа — выделение всех ценных тенденций и вскрытие ошибок и заблуждений. Должен был быть привлечен громадный исторический материал, сгусток опыта классиков применительно к совершенно новым задачам наших композиторов. В такой дискуссии проверялась полная эстетическая вооруженность критики, широта ее идейных горизонтов, ее принципиальность, ее умение ориентироваться в стилистических проблемах, стоящих сейчас перед оперным композитором. Таковы, например, проблема портретного искусства в опере или проблема целостного развития музыкально-драматического действия. Но дискуссия не только не была развернута редакцией, но фактически даже не была открыта. Были опубликованы отдельные интересные выступления композиторов (например, М. Коваля, Г. Панова), но не было широких проблемных статей, кроме совершенно неудовлетворительной статьи И. Ф. Бэлзы.

Было бы, конечно, неверно возлагать всю вину на одного только Бэлзу. Виновна и редакция «Советского искусства». Никак не может быть снята ответственность и с Д. Б. Кабалевского.

От выступления Д. Б. Кабалевского мы ждали более принципиальной критики недостатков газеты «Советское искусство». Но вопрос стоит еще шире. Что сделал Оргкомитет в целом для развертывания товарищеской критики, для борьбы с рекламно-информационным стилем высказываний? Атмосферы товарищеской откровенности и серьезной принципиальной критики не чувствуется на «понедельниках» Консультационной комиссии, где обсуждение сводится обычно к проставлению отметок или к высказыванию достаточно легковесных, ни к чему не обязывающих, узко-вкусовых впечатлений: вот это удалось, а это не вышло. Нe создана творческая атмосфера и вокруг произведений наших крупнейших мастеров. Не обсуждались (или обсуждались только в кулуарах) спорные вопросы, связанные со 2-й симфонией А. Хачатуряна или с оперой «Война и мир» С. Прокофьева. Выработалась удобная форма своего рода реверансного отзыва, являющаяся настоящей бедой в нашей музыкальной жизни. Некоторые отзывы Стасова или Кюи о Чайковском и, наоборот, некоторые отзывы Чайковского о кучкистах выглядят сегодня кощунством. Но они не умиляют авторитета ни Чайковского, ни Стасова. Они говорят о живом столкновении разных точек зрения, борьба которых двигала вперед русское искусство, побуждала и Чайковского и кучкистов к поискам все нового и нового, ускоряла их творческое формирование. А мы, вопреки здравому смыслу и логике жизни, торопимся признать совершенными, классическими произведения композиторов нашего бурно движущегося вперед времени.

Какие конкретные меры оздоровления нашей критики можно наметить? Во-первых, решительно изменить обстановку обсуждения новых произведений; провести дискуссию о произведениях, которые считаются недискуссионными; привлечь критиков к работе Консультационной комиссии. Во-вторых, окружить большим вниманием работу критиков, определеннее дифференцировать полезных и талантливых от поставщиков недоброкачественной продукции, поощрять первых и осуждать вторых. В-третьих, создать настоящую трибуну для высказывания разнообразных, но принципиальных и серьезных суждений о нашей музыке и музыкальной жизни. Это относится и к музыкальной газете, которая, конечно, очень желательна, и к существующим органам печати. Молодежь должна писать, выписываться и вырабатывать свой почерк. Без этого кадры критики не будут крепнуть. Нам насущно нужна полноценная, передовая музыкально-критическая мысль, которая активно помогала бы творческим поискам композиторов. Это — общая задача руководства Союза советских композиторов и всех нас.

— На ходе обсуждения, говорит Л. А. Мазель, сказывается «отвычка» от дискуссий. Первый вывод, что, не дожидаясь грандиозных всесоюзных совещаний, нам надо наладить товарищеские встречи по текущим вопросам музыкальной жизни. Можно обсуждать итоги годовой работы Отдельных критиков, итоги критической оценки творчества отдельных композиторов за год. Обсуждение показало, что ненормальность положения музыкальной критики вызвана целой совокупностью причин, а, следовательно, и оздоровление ее требует целой системы мер. Лично мне хочется подчеркнуть тесную связь состояния текущей рецензентской работы с состоянием музыковедения в целом. Многие ценные работы в этой области пока не напечатаны и потому не могут питать нашу музыкальную критику. Иные

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание