Выпуск № 3 (9) | 1934 - страница 13

Луи Баррон также недооценивает значение тех популярных песенок и романсов, о которых он говорит с явным пренебрежением. Дело тут вовсе не в высокой художественной стороне указанных им песенок (очевидно вполне мещанских по своему существу), но совсем в другом. Коммуна, организуя свои правительственные концерты, ломала привычный канон «академических» буржуазных концертов и создавала новую зрелищную форму, более подвижную, более демократическую и в потенции более социально-насыщенную. Коммуна уничтожила старый рубеж, отделявший друг от друга артистов больших сцен и артистов эстрады; уничтожая деление актеров на «белую и черную кость», Коммуна и на эстраде уничтожала деление — «высокого» и «низкого» репертуара. И если тот «низкий» репертуар, который теперь поднялся из районных кафе-концертов на эстраду Тюильрийского дворца, был на первых порах в значительной части своей мещанским — хотя и пользовался чрезвычайной популярностью у массового зрителя, то Луи Баррон забывает прибавить, что наряду с приводимыми им песенками исполнялись и некоторые другие.

Так, например, он мог бы указать, что на концертах в Тюильрийском дворце исполнялись гимны и кантаты, написанные молодыми композиторами, выдвигавшимися при Коммуне (Рауль Пюньо, Банза, Вильбишо), и уже в известной мере окрашенные социальными стремлениями Коммуны. Кроме того и некоторые из «песенок» не были лишены осмысленного социального содержания. Такова, например, была песня «Чернь», ставшая одним из первых пролетарских гимнов, исполнение которой артисткою Борда сам Луи Баррон отмечает как чрезвычайно положительное явление.

За исключением этих и некоторых других недочетов, Луи Баррон достаточно верно передает и атмосферу концертов Тюильрийского дворца и отношение публики к исполнявшемуся репертуару. Так, например, он правильно характеризует отношение зрителей к произведениям Гюго. Быть может, из всего наследия Гюго наиболее сильными социально-политическими стихотворениями являются строфы его «Возмездий», обращенные против Наполеона III, успех которых на концертах Коммуны констатирует мемуарист. Но вместе с тем, Луи Баррон совершенно правильно отмечает равнодушие рабочего зрителя при чтении отрывков из романтических драм Гюго, где насыщенность либерально-пустозвонных тирад этого автора, действительно почти невыносима.

Вполне правильно и ярко обрисовывает Луи Баррон отношение зрительного зала к Двум любимейшим артисткам Парижской Коммуны — трагической актрисе Агар и певице Розалии Борда. На фоне буржуазного саботажа театральных работников, на фоне враждебного в основном отношения актерской массы к первой диктатуре пролетариата, поведение Агар и Борда является особо светлым явлением. В концерте, описываемом Луи Бэрроном, Агар (1832–1891) читала патриотическую поэму Эжена Манюэля «Потревоженный лев». Это произведение, написанное в связи с событиями франко-прусской войны, приобретало новый смысл в дни Коммуны, в пору вооруженной борьбы между пролетарским Парижем и буржуазно-помещичьим Версалем. Помимо этой поэмы, Агар обычно читала стихотворение Барбье «Медная лира», поэму Эжезиппа Моро «Зима» и некоторые вещи из «Возмездий»; все это был репертуар, обладавший острой социально-политической насыщенностью. Борда (1841–1896) исполняла, кроме «Черни», некоторые другие песенки, также не лишенные социальной осмысленности. Обеим этим артисткам Коммуны суждено было впоследствии стать жертвами мести озверевшей версальской реакции. Борда так и не смогла вернуться на парижскую сцену и должна была уехать в провинцию. Жизнь Агар сложилась не менее тяжело.¹

Что касается музыкально-вокальной стороны концертов Коммуны, то последняя, допуская некоторое количество «нейтрального» материала, стремилась проводить на сцену более или менее насыщенный в социально-политическом отношении репертуар. Ария Маргариты с драгоценностями из «Фауста», каватина из «Севильского цирюльника», ария из «Маскированного бала», исполнявшиеся на Тюильрийских концертах, являлись, конечно, только любимыми публикой популярными номерами. Но уже акт из «Фаворитки» (по одним сведениям второй, по другим четвертый) и трио из «Вильгельма Телля» представляли собою образцы до известной степени социально-насыщенной тематики. Музыкальный критик газеты «Коммуна» писал о втором Тюильрийском концерте: «...То оркестр принимается исполнять патриотическую песню, знакомые звуки которой поднимают сердца слушателей, то артисты наших театров повторяют знаменитые оперы. “Риголетто”, “Вильгельм Телль”, “Пророк” нравятся народу...

_________

¹См. об этом наш очерк в «Советском театре» № 3, 1933. Ю. Д.

И тут уж нет ни кадрилей, ни ба-та-клана. Здесь настоящее искусство». Если критик немного и ошибался, потому что на концертах в Тюильри нередко исполнялись мазурка, вальс, полька и др. танцы, то в основном его замечание справедливо: из репертуара своих концертов Коммуна стремилась изгонять всю пошлость, всю оффенбаховщину. «Вместо непристойной музыки Империи теперь исполняют Моцарта, Мейербера и др. великие произведения искусства», — писал Лиссагарэ о концертах Коммуны.

Что касается инструментальной стороны концертов Коммуны, то тут следует упомянуть о специальных концертах, дававшихся на улицах и площадях полковыми оркестрами; Лиссагарэ характеризует именно их материал. На Тюильрийских концертах обстояло, конечно, беднее: тут выступал музыкант Жорж Эсс, исполнявший на рояле септет из «Эрнани», скрипач Данбе с оригинальным материалом и др.; этими отдельными выступлениями дело и исчерпывалось. Концерты открывались и заканчивались выступлением оркестра, который играл также перед антрактом и после него. Наряду с увертюрами из «Цампы» Герольда, а также из «Фрейшютца» и «Дивы», оркестр, помимо Марсельезы, с большим успехом исполнял другую популярную «патриотическую» песню, именно «Песню выступления» эпохи Великой Французской Революции.

Концертная деятельность Коммуны развивалась с течением времени все более и более широко. В последние дни Коммуны концерты происходили чуть ли не ежедневно. 18 мая был третий концерт в Тюильри и одновременно концерт федерации артистов, 19-го в Лирическом театре состоялся новый концерт федерации артистов. 21 мая музыканты национальной гвардии устроили «фестиваль» в парке Тюильри с патриотическим репертуаром. Днем же 21-го в Народном театре состоялся «патриотический концерт» Вьеннского землячества. 22-го должна была открыться грандиозным концертом Опера. 24 мая был предположен четвертый Тюильрийский концерт, 25-го — устройство большого концерта в амфитеатре Сорбонны и т. д. Широкое развитие концертной деятельности в Париже, бомбардируемом версальскими снарядами, вызывал недоумение реакционеров, и здесь становятся так трагически понятны слова Маркса о том, что Париж Коммуны был «веселым Парижем рабочих». Один реакционный французкий театровед не без изумления отмечает, что «Коммуна пала под бурю скрипок»...

Само собой разумеется, что первая пролетарская диктатура, увлеченная громадными задачами ломки старой буржуазной государственной машины и построения нового социального строя, да к тому еще поглощенная военной борьбой, не могла уделять достаточного внимания вопросам театрально-музыкальной политики. Ее политика в этой области была только практическим разрешением наиболее насущных вопросов, но и тут, как показывает материал, работая в чрезвычайно трудной обстановке, окруженная врагами, лишенная работников, Коммуна не шла на компромисс, но пыталась проводить определенную художественно-идеологическую линию, объективно отвечавшую воле революционного пролетариата.

Ю. Данилин

— Пойдете ли вы сегодня вечером в Тюильри?

— Зачем? Что там делать?

— Как, вы не знаете? Там дают праздник в пользу раненых. Будет музыкально-вокальный концерт. Будут декламировать, петь и, может быть, танцевать. Это обещает быть очень приятным.

— Вы так думаете?

— Разумеется.

...Молодой офицер, спрашивающий меня, получает мое согласие; я охотно пойду в Тюильри. Пойду без всяких размышлений, так как в голове моей, как и у всех, веет весенний легкомысленный ветерок. Даже в эти трудные минуты я люблю народные празднества, в которые подлинный народ, движимый возвышенными целями или великодушным чувством, вносит свое наивное и жизнерадостное любопытство, свое воодушевление, свою природную доброту. В таком обществе не соскучишься. Всякое зрелище занимает его, потому что он не пресыщен удовольствиями. Достаточно слова, шутки, возгласа, чтобы довести его до энтузиазма или заставить разразиться смехом, а то и слезами. И как только он чем-нибудь затронут, тотчас же черты его лица, глаза, жесты, голос отражают это самым ярким и заразительным образом. Нельзя оставаться равнодушным к тому, что испытывает народ...

Так, торжествами, празднествами, веселыми битвами начинаются большие, возвышенные движения, которые, вырывая народы из свойственных им привычек, толкают их к завоеванию нового идеала, и это движение увлекает за собой, смешивает и растворяет в

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Ю. Данилин

Содержание