И. Нестьев

«Семен Котко» С. Прокофьева¹

Опера «Семен Котко» — интереснейшая веха в творческом развитии С. Прокофьева. Его эволюция от кратковременного увлечения урбанистическим стилем, от холодного и нивелированного «западничества», от тенденции конструктивного «делания» к живому реалистическому искусству — определяется все явственнее и бесспорнее. Если мы и в последних произведениях Прокофьева время от времени с досадой ощущаем то следы головного рационального комбинирования, то неожиданный и странный трюк, то кое-где черты схемы или нарочитого аэмоционализма, — то это скорее неизбежные пережитки недавнего прошлого, чем органические признаки его нынешнего стиля. Показательно уже самое стремление С. Прокофьева к все более реальным и современным сюжетам, к все более массовым и музыкально-полновесным жанрам: именно в последние годы, после ряда произведений, не рассчитанных на постановку больших общечеловеческих проблем, — он вновь обратился к крупной сонатной концепции (6-я соната), к большому вокально-симфоническому произведению («Александр Невский») и, наконец, после двенадцатилетнего перерыва, к новой — пятой по счету — опере.

То, что Прокофьев избрал для своей новой оперы сюжет катаевской повести «Я, сын трудового народа», — многим казалось невероятным. Автор «Шута» и «Скифской сюиты», фантаст и затейник, мастер причудливых «машинных» маршей и иронически-заостренных неоклассических танцев, — вдруг отправляется в реальное украинское село 1918 года и воспроизводит совершенно реальный бытовой сюжет из эпохи гражданской войны. Многие были почти уверены, что Прокофьеву — европейцу, не знающему украинского села эпохи Великой революции и не переживавшему событий гражданской войны, — эта задача окажется не по плечу (как не удались ему, скажем, «Песни наших дней», в которых явственно ощущалось именно недостаточное проникновение автора-музыканта в существо и смысл «наших дней»).

Но талант Прокофьева сумел в значительной степени преодолеть эти препятствия. Прежде всего обнаружилось, что драматичный, окрашенный кровавыми отблесками недавних пожаров и бурь сюжет повести Катаева не так уж чужд индивидуальности Прокофьева. На протяжении всего своего оперного пути композитор долго искал сюжет, который дал бы выход его яростно бурлящим «гиньольным» устремлениям: так отвлеченные «наваждения» его фортепианных исканий облачались в плоть и кровь — в напряженнейших оперных сюжетах «Маддалены», «Огненного ангела», а в наши дни — в жутких, овеянных ледяным дыханием смерти, видениях «Александра Невского» или в подавляющих своей варварской жестокостью и драматической сгущенностью кульминационных сценах «Семена Котко».

_________

¹ Настоящей статьей редакция открывает обсуждение ряда принципиальных вопросов советского оперного творчества и, в частности, — новой оперы С. Прокофьева.

Вновь ожили в реальных сценических образах любимые прокофьевские варваризмы — грубые, словно топором вырубленные созвучия, «грязные», резкие тембровые пятна, примитивные четырехугольные ритмы: здесь это — принявшие почти фантастический облик образы палачей-гайдамаков, сцены, рисующие грубость и цинизм фельдфебеля Ткаченко, картины жестоких зверств и издевательств белых усмирителей. Индивидуальные прокофьевские краски, порою звучавшие, как самодовлеющее выражение его композиторских склонностей, вновь обрели в его опере осмысленное, логически оправданное звучание, направленное к воспроизведению жизненной правды. Веселые и озорные характеры Фроси, Миколки, Царева, смешные, почти гротескные фигуры стариков, «любопытных, как бабы», полные стремительного движения жанровые сцены, — все это также превосходно соответствовало творческой индивидуальности Прокофьева, любящего улыбку, добродушную шутку, гротеск.

Опера дала выход и другому устремлению Прокофьева, долгие годы накапливавшемуся в его вокальном творчестве: его острой, порою издевательской наблюдательности над речью и поведением человека. Его интересные опыты в области вокальной декламации («Гадкий утенок», «Кудесник», отдельные эпизоды «Игрока») при всей их парадоксальности несомненно продолжали линию русского декламационного пения, намеченную еще исканиями Даргомыжского и Мусоргского. В «Котко» эта тенденция, уходящая корнями в русскую музыкальную классику, вновь очень своеобразно дала себя знать.

Вновь подтвердилось и растущее стремление Прокофьева к раскрытию душевного мира живого человека: излюбленные прокофьевские «механические» герои, заводные куклы, забавные маски, шуты и веселые чудаки уступили место конкретным, реальным образам, согретым искренней симпатией автора.

Либретто Валентина Катаева, легшее в основу «Семена Котко»¹, скорее напоминает обычную драматическую пьесу, нежели специальный текст, предназначенный для музыкального спектакля. Как пьеса, оно достаточно драматично, отличается верной расстановкой контрастов, скупым и логичным развитием действия (особенно — в первых трех актах), выпуклой характеристикой действующих лиц. Четко намечены основные линии драматического «сквозного действия»; такова проведенная с классической последовательностью линия злых, враждебных сил, препятствующих счастью Семена и Софьи: от первого появления Работника в I акте, через весь II акт (скандал в доме Ткаченко, приход белых), через трагические предчувствия Софьи (начало III акта) — к грандиозной, переполненной страшными событиями, кульминации всего спектакля (финал III акта). После III акта драматургический накал, правда, начинает остывать: действие становится более статичным, дробится на мелкие, утомляющие зрителя эпизоды, а последняя кульминация в V акте оказывается пустой и

_________

¹ Читателей, не знающих сюжета оперы, мы отсылаем к ее первоисточнику — повести Катаева «Я, сын трудового народа». Либреттист-Катаев не только сохранил все основные черты повествования о бомбардир-наводчике Семене Котко, но и передал в большинстве оперных диалогов дословно текст своей повести (см. I, III, V, XIII, XIV и др. главы). Изменения в тексте оперы по сравнению с сюжетным построением повести незначительны: сильно развит эпизод расправы интервентов с селянами (при этом либреттист заменил описание грозы — сценой пожара), голова совета Ременюк не гибнет, как в повести, а становится командиром партизанского отряда, некоторые персонажи (в частности, Самсонов) выпущены совсем.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

И. Нестьев

«Семен Котко» С. Прокофьева1

Содержание

«Семен Котко» С. Прокофьева¹