Выпуск № 9 | 1940 (82)

Прим. 15

Прим. 16

для выступления того или иного героя. Таков, например, плясовой гармошечный наигрыш, всякий раз сопровождающий появление матроса Царева1:

Прим. 17

Таковы же и страшные «прыгающие» аккорды в сцене появления гайдамацкого отряда2:

Прим. 18

Вообще, в изображении врагов, их солдафонской грубости, их бесчеловечной жестокости и варварства, Прокофьев поражает — как и в «Александре Невском» — находчивостью и лаконичностью приемов. Как на плакате Моора или Кукрыниксов, вырастают в музыкальном звучании оперы (финалы II и III актов) отталкивающие звериные хари врагов рево-

_________

1 Нельзя не признать, что такой схематично-внешний прием для изображения интересной — и излюбленной в нашей литературе — фигуры матроса-революционера делает образ условным и односторонним.

2 Еще один любопытный лейтмотивный прием, используемый Прокофьевым в очень незначительной мере, может быть назван документально-цитатным; это — отрывок царского гимна «боже, царя храни», промелькнувший в партии Ткаченко (II акт, на словах «и государя императора недолго будет дожидаться»); это — церковные темы, неоднократно звучащие в V акте (венчание Софьи и Клембовского).

люции. Трудно, например, забыть необычайно рельефный, словно вырезанный на камне, эпизод казни в III акте с его отчаянными, душераздирающими воплями труб и нечеловечески грубыми, подчеркнуто диссонирующими, втаптывающими аккордами:

Прим. 19

Так же остро врезываются в сознание полные ужаса, будто схваченные с натуры выкрики толпы в сцене пожара:

Прим. 20

Именно в этих, мрачно-описательных, остро-драматичных эпизодах с наибольшей силой сказалось давнее тяготение композитора к резким диссонирующим сочетаниям, к политональным аккордовым построениям, к подчеркнуто грубым оркестровым «кляксам». В данном случае вся эта гармоническая и оркестровая «грязь» оказывается не самоцелью, а вполне оправданным, сильнейшим средством выразительности.

Среди эпизодов, рисующих жуткие зверства белогвардейских захватчиков, наиболее сильным является музыка, характеризующая сумасшествие Любки. Прокофьев нашел здесь убийственный по простоте и силе воздействия прием: он заставил безумную героиню, одержимую навязчивой идеей, повторять в течение нескольких десятков тактов одну и ту же однотактовую мелодию (см. прим. 11). Эта механически повторяющаяся, страшная в своей монотонности, музыкальная idée fixe вызывает почти физическое содрогание у слушателя. Нужно сказать, однако, что в соединении с целой серией зрительных эффектов, образующих неописуемый, лихорадочно разверты-

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет