Выпуск № 9 (82) | 1940 - страница 45

лирическим песням относятся: свадебные песни, песни о тяжелой жизни в замужестве, о злом муже, сиротские, колыбельные.

Шуточные песни — в большинстве случаев представляющие разновидности семейно-лирических; они могут быть выделены в особую группу, так как чрезвычайно разнообразно представлены в карельском фольклоре и чаще всего поются на плясовые напевы.

Плясовые песни (помимо шуточных песен на плясовые напевы) представлены инструментальными плясовыми наигрышами (кантеле, гармонь).

Частушки в карельском песенном фольклоре стоят особняком; карельская частушка — результат ассимиляции и творческой переработки русской частушки.

Огромной популярностью в карельской деревне пользуются также и русские народные песни: многообразные разновидности старой крестьянской песни в распевах северо-западных стилистических традиций (стилистическая группа двинского левобережья) и различные виды городской бытовой песни, как старой, так и новой.

Стилистические особенности карельской песни в наибольшей степени определяются традицией эпической песни. Карельская народная песня — как собственно эпическая, так и семейно-лирическая — имеет почти всегда повествовательный характер; центральное место в ней занимают описания событий, людей, предметов, природы, — перемежающиеся с бытовыми диалогами.

Карельский эпос в целом отчетливо сохраняет стилистические особенности ранних эпических традиций. Общественные отношения и мировоззрение, восходящие к стадиям родового общества и разложения рода, оставили в нем значительный след. Позднейшие исторические переосмысления карельского эпоса насыщают его образами, отражающими жизнь трудового крестьянства. Поэтический стиль карельского эпоса изобилует производственно-pеалистическими образами, характерными для искусства народов — рыболовов и охотников, сближающими его со стилем эпических традиций народов Севера (ненцев, хантов, мансов и т. д.). Само собою разумеется, что производственно-реалистические образы отнюдь не исчерпывают карельский эпический стиль во всем его историческом многообразии. Однако (как показывают современные записи) именно эти образы наиболее жизненны в нем; именно они наиболее полно сохраняются и творчески развиваются в бытующих в современности старых эпических песнях. От производственно-реалистических образов, составляющих основу жизни старой эпической песни в наши дни, идет линия преемственности к предметно-pеалистическим образам новой эпической песни.

Производственно-реалистические образы старой карельской эпической традиции отражают прежде всего производственно-обостренное зрительное, слуховое и осязательное восприятие окружающей действительности лесным охотником, звероловом, рыболовом.

Эпитеты карельской песни вырастают из утонченной производственной наблюдательности; они всегда точно передают материальные особенности, свойства описываемого предмета: сено — с нежными стебельками; родник — полный воды; ключ — блещущий; береста — смолистая, вспыхивающая, берестовый огонь — трескучий; дым — черный, смолистый. Та же производственная наблюдательность в фиксации движений, признаков животных, рыб, птиц, их действий, окружающей обстановки: семга — с косыми жабрами; щука — с редкими зубами; рыба, поднявшись на волне, высовывает голову из воды; горностай вьется в поленнице. Производственные наблюдения охотника используются для поэтических сравнений: у лодки Вяйнямёйне «сидения клохчут тетеркой, нос стонет лебедью».

На основе обостренного и утонченного слухового восприятия вырастают многочисленные «слуховые» образы: у ткацкого станка «лыжи железные скрипят, ниченицы медные визжат». Слуховыми образами пронизаны отдельные бытовые моменты: Илмойллине, приехавшего свататься, чужая деревня встречает лаем собак; при входе девушки в избушку — «стукнула дверь, затрещали стропила». Шум приближающегося свадебного поезда напоминает вой ветра, грохот морских волн.

Действия старых эпических героев охватывают все виды труда, наиболее распространенные в карельской деревне: охоту, рыбную ловлю, различные ремесла (обработка дерева, металла, кости), земледельческие работы; наконец, домашний женский труд — приготовление пищи, тканье. Производственная, трудовая основа объединяет эпических героев с рядовыми безыменными действующими лицами семейно-лирических песен. В основе подвигов, описываемых в карельском эпосе, обычно лежит реальный повседневный труд. Так, могучий герой Илмойллине должен вспахать змеиное поле, повернуть огненную соху, отрезать у живой рыбы печень.

Центральный образ карело-финского эпоса — Вяйнямёйне, при всех его разнообразных осмыслениях, является воплощением идеи героизации труда. Рыболов, зор-

кий рулевой, охотник, сеятель, пахарь — он всегда искусный «делатель», мастер в каждом деле.

Образы семейно-лирических песен преемственно связаны с производственно-реалистическими образами эпических песен. Они также не только предметно-реалистичны, но и отличаются тончайшей детализацией в изображении окружающей действительности. Реализм их образов отличается от производственного реализма эпических песен большей обобщенностью поэтического восприятия окружающей действительности: крестьянской производственной жизни, семейного быта, природы. Так, пейзаж служит фоном для лирических сцен, для бытового диалога, для подчеркивания характеристики действующих лиц: плачущая девушка «смотрит вверх — солнышко светит; смотрит вниз — лодка гребет»; плач девушки отдается эхом в можжевельнике и т. д.

Преобладание в карельской песне в целом повествовательного характера обусловило господство в ней немногих устойчивых композиционных приемов, объединяющих эпические и семейно-лирические песни. Простейший из них — так называемый «тавтологический параллелизм» (термин А. Н. Веселовского)¹, т. е. повторение той же мысли, того же образа в другой форме, — своего рода «словесная вариация»:

Попадает лодка на воды,
Попадает парусник на волны,

или —

Лосось шмыгнул в море,
Рыба пестрая ускользнула.

Прием тавтологического параллелизма вытекает из самого характера образов и повествования карельской песни, из стремления раскрыть, уточнить образ описательным путем, подметив новую его деталь: к образу лосося добавляется его окраска, характер движения уточняется его вариантом («шмыгнул», «ускользнула»).

Другой излюбленный эпический прием карельской песни — «цепочка» функционально аналогичных (по отношению к данному событию, действию) образов; центральный образ раскрывается при этом через последовательное добавление деталей. Так в одной из свадебных песен описываемое действие — распрягают коня жениха — дробится на ряд деталей, сохраняющих производственную последовательность действий. С коня последовательно снимают: шелковую уздечку, серебряный недоуздок, медную сбрую, оловянную супонь.

В семейно-лирической песне «Плачет девушка, вторит эхо» — шутливое «проклятие» девушкой членов ее семьи, не захотевших перевезти ее в лодке, детализируется в цепочке аналогичных производственно-бытовых образов, варьирующих одну и ту же тему:

У отца пусть сдохнет лошадь
В лучшее для сева время,
У матери пусть пропадет корова
В лучшее для удоя время,
У сестрицы пусть спадет юбка
В лучшее для танцев время,
У брата пусть сломается ружье
В лучшее для охоты время.

Таким образом, оба излюбленных композиционных приема карельской песни — тавтологический параллелизм и цепочка функционально аналогичных образов — являются устойчивой традицией, возникшей на основе последовательных наблюдений над окружающей действительностью.

Из других общераспространенных в международном фольклоре сказочно-эпических композиционных приемов в карельской песне широко используется канон троекратности (также в одинаковой мере характерный для эпической и для семейно-лирической песни). Троекратность скрепляет цепочки аналогичных образов, часто путем отрицания первых двух. Так, в эпосе бытовой эпизод рыбной ловли замыкается в эпический канон. Лодка Вяйнямёйне стала на мель:

Не на камне,
Не на стволе дерева —
На хребте щуки.

_________

¹ См. А. Н. Веселовский, Поэтика. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля. Собр. соч., т. I. СПБ, 1913, стр. 142.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание