Выпуск № 7 (80) | 1940 - страница 46

лис и А. Н. Соколовский, работающий сейчас педагогом в музыкальном училище при Московской консерватории. Уроки Сергея Ивановича были крайне серьезны, содержательны и эффективны. Часы уроков были твердо забронированы, Сергей Иванович отказывал в приеме всем, кто приходил с визитом в дни и часы наших (бесплатных) уроков, — он свято выполнял добровольно взятые им на себя обязанности. Он любил и умел работать исключительно плодотворно, но того же требовал и от учеников. К некоторым урокам приходилось писать страниц до 10 большого формата (например 7-голосный мотет, 6−7-голосную имитацию на хорал или фугу и т. д.). Сергей Иванович был очень требователен и жестоко вышучивал тех, кто не мог, как следует, справиться с его заданиями. Занятия с ним приносили колоссальную пользу каждому, кто хотел приобщиться к настоящей творческой и технической выучке композитора.

Сергей Иванович никогда не подавлял индивидуальности ученика, не направлял его творческие искания лишь по одному стилевому руслу. Он предоставлял ученику разумную творческую свободу, пользуясь которой тот без труда мог перерабатывать все технические приемы, указания и советы Танеева, в соответствии со своими индивидуальными стремлениями и склонностями.

Сергей Иванович изумлял также своим уменьем исправлять недочеты и ошибки в задачах. Например, 11-голосное произведение в строгом стиле, каждый звук которого приходилось создавать с огромным напряжением, Сергей Иванович молниеносно, находу, с необычайной легкостью исправлял, находя ту редакцию, которую мы не могли найти в течение многих дней.

Иногда Сергей Иванович знакомил нас с различными произведениями, главным образом, Баха и Моцарта. В те времена меня особенно поражало его умение читать партитуру: в его исполнении так рельефно выделялись инструментальные тембры, что казалось, будто слышишь мастерски сделанную фортепианную транскрипцию. Я помню, особенно поразила меня в то время h-moll’ная месса Баха; Сергей Иванович играл ее с необычайной одухотворенностью и любовью.

Сергей Иванович очень рекомендовал нам посещение репетиций и концертов и, особенно, концертов, посвященных произведениям старых мастеров, в частности, ораториям. Этому в известной мере способствовали его дружеские отношения с В. Булычевым, хоровая капелла которого была в то время единственной исполнительницей таких монументальных произведений.

На уроке Сергей Иванович всегда старался обратить наше внимание на какую-нибудь деталь прослушанного, по его совету, произведения, поправить неправильно понятое и т. д.

Желая «нелегально» получить от Танеева творческую консультацию, я не раз показывал ему и свои так называемые «свободные» сочинения. Помню, что однажды мы с ним сыграли на двух роялях мой романс As-dur для виолончели и ф-п. Сергей Иванович безошибочно указал «первоисточник» его («Садко» Римского-Корсакова, которым я тогда увлекался) и не согласился с «увеличенным трезвучием», с которого начинался романс.

Прослушав мой романс «Горные вершины», он потребовал паузы в голосе после слов «Подожди немного»... («пускай, дескать, голос подождет»). Для Танеева такое наивно-мудрое и простое отношение к тексту являлось весьма типичным.

Сергей Иванович с огромным вниманием и заботливостью относился к своим ученикам. Это сказывалось и в мелких эпизодах бытового порядка, и в деловых советах ученикам. У меня сохранилось письмо, в котором он пишет довольно много о формах самостоятельной работы в течение лета, о заданиях, пособиях — и указывает: «Одновременно просматривайте имеющийся у Вас том сочинений Палестрины». Наряду с указаниями, как писать задачи и какие упражнения, он пишет: «Обратитесь к заведующему магазином, Ф. И. Гришину, который вручит Вам экземпляр моей книги («Подвижной контрапункт строгого письма»). Займитесь по ней трехголосным вертикально-подвижным контрапунктом по образцам, находящимся в приложении...» В конце письма имеется приписка: «Тому же Федору Ивановичу я писал о контрамарках для Вас на Сокольничьи концерты. Он ответил, что постарается это устроить...»

Воспоминаются выступления Танеева на концертной эстраде. В цикле, посвященном Чайковскому, были исполнены романсы (певицей Ниной Кошиц). Партию фортепиано исполнял Сергей Иванович. Трудно представить себе лучшую трактовку фортепианной партии этих романсов. Его исполнение было необычайно пластично, значительно и одухотворенно; особенно запомнился романс «Забыть так скоро».

Своей трактовкой фортепианной партии «Фантазии» Чайковского (для ф-п. с оркестром) Сергей Иванович подчеркивал значительность, самобытность, народность этого произведения. В большой каденции первой части «Фантазии» он достигал удивительно тонкой трактовки и великолепного фортепианного звучания.

Но самое сильное впечатление осталось от исполнения Сергеем Ивановичем партии ф-п. в а-moll’ном трио Чайковского. Более глубокого, цельного и одухотворенного исполнения трио я не слыхал.

Наконец, я вспоминаю несколько авторских концертов Танеева. В те времена не все из сложной музыки Сергея Ивановича было мне понятно, — в частности, некоторые части струнных квартетов. Но фортепианный квинтет опус 30 g-moll захватил меня сразу, особенно его знаменитое Largo, написанное на basso ostinato. В вокальной части программ этих концертов обычно участвовали Н. Г. Райский, Полина Доберт и др.; из инструменталистов — Б. О. Сибор, К. Г. Мострас, А. Р. Бакалейников, М. Е. Букиник и др.

В 1915 г. была исполнена (в концертах Кусевицкого) в первый раз, по рукописи, знаменитая кантата Танеева «По прочтении псалма». Кантата эта явилась «лебединой песней» Сергея Ивановича Танеева, — самым волнующим, самым сильным из его произведений.

Исполнение кантаты было связано с огромными трудностями. Я вспоминаю репетиции в Колонном зале «благородного собрания» (ныне Дома Союзов). Сергей Иванович по рукописи следил за исполнением, проверял звучание и требовал от дирижера нужных ему изменений. Он был потрясен огромным успехом кантаты и теплотой приема, оказанного ему аудиторией.

Я считаю, что 1915 г. был вершиной творческой деятельности Танеева. Его работа над кантатой, в которую он вложил все свои знания, умение и чувство, дала высокий художественный результат. Кантата показала воочию всю великую силу его таланта, не иссушенного — как до этого думали многие — его теоретико-контрапунктическими изысканиями.

В этом же, 1915 г., Сегрей Иванович начал чувствовать физическое недомогание. Он стал сокращать занятия, даже переносил уроки, чего раньше никогда не было.

В апреле 1915 г. мы хоронили Скрябина. Как сейчас вижу Сергея Ивановича, пришедшего в церковь на отпевание. Он был довольно легко одет, но все же, несмотря на мокрый снег и ужасную погоду, проводил тело Скрябина, кажется, до самого кладбища. Это не прошло даром: Сергей Иванович простудился и слег. Однако, в мае ему стало немного лучше и он собрался на дачу в Дюдьково (возле Звенигорода), где уже не один год проводил лето.

Я пришел к Танееву проститься и принес ему, по его просьбе, ноты — партитуру 9-й симфонии Бетховена. Он приглашал меня к себе на дачу, рассказывал о своих планах работы. Это наше свидание оказалось последним. В начале июня Танеев скончался в Дюдькове. Смерть его поразила и своею неожиданностью, и преждевременностью. Это была уже третья большая потеря за 8−9 месяцев (до него умер Лядов, затем — Скрябин).

На похоронах Танеева — из-за летнего времени — было не так много народу; многие не успели приехать на похороны. После отпевания, во дворе консерватории оркестрами Кусевицкого и Большого театра была исполнена вторая часть симфонии Танеева c-moll, — чудесная, умиротворяющая и мужественная музыка. Исполняли ее прекрасно: дирижировал один из учеников Сергея Ивановича — Ю. Померанцев.

Неожиданная кончина Сергея Ивановича поразила всех. Музыкальный мир почувствовал себя осиротевшим...

С. И. Танеев дал русской музыке исключительно много и в художественном, и в научном, и в педагогическом отношении; он внес чрезвычайно существенную и своевременную классическую струю в русское музыкальное искусство, в то время недостаточно оцененную и понятую.

Большую работу Сергей Иванович провел по созданию и развитию деятельности научного общества — «Музыкально-теоретическая библиотека», организованного, примерно, в 1908−1909 гг. К глубокому моему сожалению, я мало присматривался к работе Сергея Ивановича в этом плане и поэтому могу вспомнить очень немногое. Помню, что весной 1913 г. он энергично хлопотал об издании первого тома «Собрания музыкально-критических статей» Г. А. Лароша, вышедшего из печати в конце 1913 г.

В заключение мне хочется вспомнить о той большой пропаганде творчества С. И. Танеева, которую вела школа его имени, организованная в 1919 году. Музыкальная школа имени Танеева, просуществовавшая свыше 10 лет в Замоскворецком районе Москвы, немало поработала над тем, чтобы сохранить память о великом музыканте-мыслителе (лекции, концерты из танеевских произведений, создание уголка, посвященного памяти Танеева и др.). Приходится сожалеть, что школа им. Танеева не сохранилась до настоящего времени.

С. Евсеев

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание