Выпуск № 5–6 (79) | 1940

Пример 7

кульминация строго выдержана в уменьшенном ладе, что придает элементарно-сильной теме оттенок фантастики.

Третья кульминация резко отличается от двух предшествующих как самой тематикой, так и ритмикой, метрикой и инструментовкой. После зловещей неопределенности наступает (такт 278 и следующие) краткое нарастание, приводящее в такте 284 к грандиозной звучности. Дальнейшее представляет одно сплошное движение вниз путем повторения одной и той же элементарной фразы, состоящей из вопроса (высокие деревянные и смычковые) и ответа (тромбоны) все на том же органном пункте fis:

Пример 8

Никогда еще такой потрясающий эффект кульминации не был достигнут Чайковским столь простыми средствами.

Сущность обоих мотивов — это стон и несущиеся навстречу ему рыдания. В мировой истории симфонизма трудно найти такие же выразительные, обнаженные возгласы, полные смертельного ужаса перед лицом неизбежной гибели. И этот беспримерный эффект достигнут простым разрешением секунды, взятой скачком нижнего голоса на выдержанном звуке верхнего голоса. Шесть раз подряд, прогрессивно понижаясь, повторяется этот лаконичный диалог, пока, наконец, не остается один только упрощенный мотив ответного рыдания. Но и он быстро прекращается на мучительном диссонирующем аккорде. Эпизод заканчивается вторым тяжелым созвучием и длительной паузой. Оба аккорда следуют друг за другом, подобно двум созвучиям меди в момент смерти Графини («Пиковая дама»). Так кончается это элементарно сильное построение, понятное каждому, кто дал себе труд внимательно прослушать симфонию.

Еще мгновенье — и начинается глубоко-нежное Andante H-dur — реприза побочной партии: это начало светлого заключительного — по счету седьмого — цикла первой части симфонии. Глубокая пропасть лежит между этим Andante и предыдущим трагическим эпизодом — пропасть, неизмеримо более глубокая, чем цезура между главной и побочной партиями экспозиции. Это два мира, несоизмеримых между собою. Там — беспощадная сила судьбы, тут — бесконечная нежность, свет и ясность. Контраст

подобен противоположности мрачно-зловещей музыки Германа в игорном доме — и воздушно-стройной мелодии любви, с ее необыкновенной, изумительной чистотой и высшим умиротворением. Чайковский сделал все. чтобы подчеркнуть своеобразный характер этой лирики: в отличие от центростремительного движения голосов в предыдущих эпизодах, приводящего к расширению диапазона, тут уже с первых звуков дан широкий охват всего выразительного регистра — от контроктавы контрабаса до третьей октавы флейт, развертывающих восхитительную мелодию. В противовес ее направленности вниз, из глубоких басов вздымаются ей навстречу трепетные звуки тремоло нижних смычковых, а гобои, кларнеты и фаготы интонируют в том же восходящем движении маленькие контрапунктирующие фразы. Настоящей благородной страсти мелодия достигает во второй своей части (incalzando, такт 313).

Наиболее интересна замирающая музыка заключительной партии (такты 326–334). На этот раз мелодия кларнета звучит более нежно и отдаленно, чем даже аналогичное место экспозиции, перед началом разработки. Динамические оттенки своеобразного духового оркестра и литавр вновь, но значительно более тонко, воспроизводят процесс сновидения. На этот раз чуткое состояние сна не прерывается страшными ударами судьбы, а переходит в дивную светлую коду. Под сопровождение pizzicato медная группа вперемежку с группой деревянных интонируют спокойно торжественный хоральный мотив. Так замыкается седьмой цикл, а вместе с ним и первая часть симфонии. Риман определяет коду словами «тихий похоронный марш». Трудно понять, каким образом Риман пришел к такому неестественному толкованию. Светлые гимнообразные аккорды на кратком мелодическом рисунке внушают образ примирения, высшего гармонического единства и покоя, тем более что каждое из проведений двухтактового мотива является простейшим оборотом субдоминанты — тоники. Эта музыка могла бы войти в состав похоронного марша лишь в том случае, если бы она составляла его трио, но этого нет и в помине.

Эпизодичность строения первой части Шестой симфонии требует своего объяснения. Нам представляется, что Шестая симфония возрождает диалектику классической сонатной формы на основе более сложной диференциации ее основных начал. В первой части оба коренных начала представлены в их абсолютной контрастности. Это, с одной стороны, начало действенности, порыва, личной и общественной энергии становления, роста, а с другой — мир образов противоположного порядка. Тут и вера в счастье, и страстная жажда его, и правдивое и законное его возвеличение. Проблематика человеческой жизни, ее задач, этапов, условий, борьбы за счастье, труда, любви — словом, философское осмысление самых общих вопросов жизни — составляет основу творчества Чайковского. В задуманной симфонии «Жизнь» композитор решил раскрыть общее содержание этапов человеческого существования. В Шестой симфонии он, по-видимому, отказался от такого описательного метода, а предпочел столкнуть кажущиеся ему вечными противоречия жизни — страдный путь борьбы и неизбежной гибели — с иллюзорным образом идеальной жизни, доступной лишь в мечте и возможной лишь в отдельные мгновения полной удовлетворенности творческим трудом. В одном из дневников Чайковский отмечает миг — один только миг! — абсолютного счастья после потрясающего авторского успеха. Нет сомнения, что страстная тоска и глубокая личная неудовлетворенность наложили печать чувственного томления на многочисленные темы любви в его произ-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Пример 7

Пример 8

Содержание