Выпуск № 12 (63) | 1938 - страница 41

увлечением изучают и воспроизводят фортепианные произведения советских композиторов.

Якову Заку предстоит большая, упорная и радостная работа по интерпретации творчества советских композиторов. Наряду с этим пианист увлечен работой над бессмертным наследием Баха. Высота идейного уровня и большая музыкальная культура обеспечивают Я. Заку серьезный и прочный успех его будущей пианистической и педагогической деятельности. Значительной долей своей музыкальной культуры Я. Зак несомненно обязан Г. Нейгаузу.

Я. Зак

Прославленный победитель конкурса в Брюсселе (1938 г.), трижды лауреат Эмиль Гилельс обладает всеми признаками пианистической исключительности. По силе таланта, по размаху игры с ним спорить мудрено. Разве один только Владимир Горовиц в свое время, лет пятнадцать тому назад, так же ошеломил аудиторию. Но рафинированность, расчет на грубый эффект, убогое содержание и мещанская по существу природа этого феноменального виртуоза — все это скоро увело модного пианиста от больших путей подлинного искусства. Вулканическая природа Э. Гилельса не в пример содержательнее.

Э. Гилельс получил музыкальное образование в Одессе, под руководством талантливого педагога — проф. Б. Рейнгбальд. Пианист начал свою концертную работу задолго до окончания консерватории. Впрочем, он не был типичным «вундеркиндом»: мальчику исполнилось уже тринадцать лет, когда он впервые выступил в самостоятельном концерте.

Ко времени пребывания в консерватории относится и тот ошеломляющий успех, который сразу выдвинул юношу в первый ряд советских артистов. Это было в 1933 г., когда семнадцатилетний Э. Гилельс был выдвинут к участию в Первом всесоюзном конкурсе исполнителей. Выступления молодого артиста превратились в настоящий триумф. В переполненном до отказа Большом зале Московской консерватории царило всеобщее волнение. После исполненной Гилельсом фантазии на тему «Свадьбы Фигаро» Моцарта–Листа весь зал встал. Незнакомые люди подходили друг к другу, обменивались восторженными возгласами и даже вступали в ожесточенные споры по поводу недостаточных, по их мнению, похвал, расточаемых по адресу Э. Гилельса. Глядя на этот жужжащий, жестикулирующий людской рой, можно было сразу и безошибочно определить, что произошло большое, радостное событие.

Юноша стоял лицом к публике и раскланивался так же спокойно, как он за минуту до этого сидел за роялем и извлекал из него непостижимые звучания. Вообще, самым замечательным свойством внешнего поведения виртуоза является его полная невозмутимость. Это не наигранное

спокойствие, а естественное состояние, диктуемое физическим и психическим здоровьем и огромным эстрадным талантом.

Но это не значит, конечно, что Э. Гилельс лишен творческого волнения. Кто наблюдал его за игрой, тот заметил, что молодой пианист временами свирепеет — мы не находим более удачного слова для определения этой ярости, этого полного поглощения всего существа артиста исполняемым произведением, — вернее, процессом виртуозной игры. Это последнее понятие обычно применяется в несколько расплывчатом значении: под именем виртуозности понимается, в соответствии с буквальным смыслом, некая исполнительская «доблесть», т. е. мастерское владение инструментом, богатая техника и т. д. Между тем, все это — разные вещи. Можно обладать большой техникой, огромным мастерством — и не быть виртуозом. Так же точно есть молодые исполнители, о которых никак не скажешь, что они уже достигли высокого мастерства или всесторонне развитой техники; между тем их игре свойственна самая подлинная виртуозность. Точнее — виртуозность лежит не только в игре, но в натуре, в психике. Ее сущность проявляется в том духе свободы, активности, безграничной творческой смелости, которой проникнута вся их игра. Виртуозность не исключает глубокой культуры, совершенного мастерства, но есть произведения, которые поддаются полному адекватному воплощению только у виртуоза. Как бы точно исполнитель ни приготовился заранее, как бы он ни тренировался у себя дома, как бы ни предвидел все технические трудности — всегда останутся такие эпизоды и целые произведения, которых нельзя исчерпать предварительной работой. При их публичном исполнении необходима творческая смелость подлинного виртуоза.

Со времени величайших мировых виртуозов, Листа и Паганини, требования, предъявляемые к виртуозности, резко повысились. Известно, что существуют такие произведения молодого Листа, которые до сегодняшнего дня не могут быть исполнены никем. Так, например, первая редакция 6-го этюда Паганини–Листа содержит эпизод, требующий от виртуоза такой ослепительной «полетности» в быстрых неприготовленных скачках через всю клавиатуру, что никто, кроме автора этой транскрипции, не решался сыграть его на эстраде.

Не считая столь исключительных случаев, в распоряжении виртуоза остаются десятки прекрасных фортепианных произведений, которые служат ему благодарным материалом. Многие пианисты избегают играть некоторые рапсодии Листа, его виртуозные транскрипции и т. д., или исполняют их бледно. Истинные виртуозы приобретают в соприкосновении с такой литературой особые блестящие качества — подобно тому как колоратурный голос начинает звучать во всем своем блеске лишь в верхнем регистре.

Никто из современных виртуозов не довольствуется одними только произведениями указанного типа, кроме разве нескольких кретинов, ублажающих невзыскательные вкусы провинциальных любителей. В Советском Союзе эта порода «виртуозов» уже вымерла. Современный советский виртуоз проникнут серьезными задачами, он изучает классиков, тщательно работает над повышением своего музыкально-культурного уровня. Именно игра советских виртуозов убеждает, что область применения виртуозных принципов значительно шире так называемого «виртуозного» жанра, с его неизбежными рапсодиями, этюдами и оперными фантазиями. Виртуозная игра в соединении с высокой культурой и глу-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Я. Зак

Содержание