Выпуск № 12 (63) | 1938 - страница 40

обычаю, аплодировали ему. Любопытно отметить, что крупный успех советских пианистов — Я. Зака и Р. Тамаркиной — был одержан на фоне полного провала всех девяти итальянских воспитанников фашистских консерваторий и немецкой пианистки.

Игра Я. Зака восторженно комментировалась иностранной прессой. Вот несколько характерных отзывов: «В игре Якова Зака, сочетающего все элементы высокохудожественного музыкального исполнительства, сказалась не только одаренность артиста, но и достоинство, характеризующее советскую пианистическую школу в целом». «Система музыкально-педагогической работы в СССР, предоставление там одаренным людям возможности для максимального развития их таланта известны уже давно. Я. Зак, кроме личных достоинств, показал все превосходство советской школы».

Э. Гроссман

Директор варшавского музыкального общества и председатель жюри конкурса — профессор Адам Венявский сделал следующее ответственное заявление: «Яков Зак — один из самых замечательных пианистов, каких мне пришлось слышать за всю мою долгую жизнь. Совершенно бесспорно, что он представляет собою крупнейшую музыкальную величину». Пресса не скупилась на восторги. Одна варшавская газета писала: «Ошеломляющая исключительным совершенством техника Я. Зака содержит в себе что-то непостижимое. Интерпретация Шопена продумана им в мельчайших деталях, она насквозь здоровая, современная, свободная от сентиментальности XIX века, но тем не менее не расхолаживающая, а, наоборот, обладающая огромной покоряющей силой»...

Все эти высказывания приобретают особую значительность в устах буржуазной критики, которая — как известно — отнюдь не склонна преувеличивать достоинства советской культуры...

В основном репертуар Я. Зака слагается из произведений Баха, Л. Бетховена, Шопена, Листа, Брамса, Рахманинова. Из советских авторов артиста больше всего привлекает Сергей Прокофьев.

Своеобразие игры Я. Зака заключается не только в точности, простоте, в эстетическом совершенстве, высоком техническом мастерстве, но — и это, быть может, самое характерное — и в духе спокойной мысли, неторопливой широты, живописности, с какой он преподносит слушателям замечательные произведения фортепианного искусства. Это не холодный темперамент и не «пассивная созерцательность». Это скорей драгоценная способность медлительного разворачивания больших планов, беспредельных звуковых пространств.

Игре Я. Зака свойственно именно это умелое выявление «звуковых пространств»; для пианиста характерна пространственная протяжен-

ность при воспроизведении образа и передаче разнообразных чувств и мыслей.

Такое исполнение обладает способностью как бы «расширять» форму, углублять ее. Расширять потому, что Я. Зак даже в самых быстрых темпах выявляет большее количество элементов, сторон, деталей, контрастов, чем это делает другой пианист, «проносящийся» через произведение (а иногда и мимо произведения). Углублять — потому, что Я. Зак ясно очерчивает разные планы исполняемого произведения, пользуется «слуховой перспективой», говоря просто — развертывает картину. Так, например, в сонате Листа «После чтения Данта» композитор задумал передать картины адских мучений грешников и на фоне воплей и стонов несчастных рассказать звуками горестные жалобы несчастной Франчески. Я глубоко убежден, что невозможно выявить трогательные и захватывающие образы Листа с большим совершенством, чем это делает Я. Зак. Перед слушателем встает полный ужаса миф великого поэта. Изумительно искусство, с которым Я. Зак как бы отодвигает на дальний план адскую музыку скорби и заставляет говорить нежную Франческу, забывающую свои мучения в миг трепетного воспоминания о чистой любви. Столь же картинно — в исполнении артиста — возвращение к дикому пейзажу ада. По силе создаваемого впечатления интерпретация Я. Зака напоминает нам художественное воспроизведение образов Данта французским художником Делакруа — изображение челна, несущего поэта и его спутника по сплошному «морю тел», корчащихся, извивающихся, изрыгающих проклятья, обреченных на вечные муки...

Большую смысловую экспрессию Я. Зак вкладывает в паузы. Они говорят, живут и живописуют, увеличивают объемность, глубину перспективы. Изумительна свобода, с которой Я. Зак излагает листовские скорбные речитативы. При всем разнообразии, от дальнего фона до выпуклого первого плана, звучание остается всегда естественным, простым и благородным; исполнению артиста чужды шумный хаос и сухая трескотня.

Все эти качества особенно радуют и волнуют в интерпретации Заком — Бетховена. Исполнение причудливой, разнообразной, насыщенной контрастами сонаты с речитативом (ор. 31 , № 2) удается пианисту превосходно. Драматизм первой части, величие второй и текучая, легкая и печальная грация финала образуют гармоничную картину целой жизни: борьбы, страданий и примирения. Смены планов в заключительном рондо сонаты напоминают контрасты органных звучностей...

Можно много сказать о прекрасной, содержательной и технически совершенной интерпретации Шопена Я. Заком. Феноменально трудный этюд (ор. 10, № 2) звучит под пальцами пианиста как сплошная, бесконечная, вдохновенная мелодия. Незабываемо широкое пианистическое дыхание, которое достигнуто Я. Заком, ведущим всю прихотливую линию мелодии на идеально ровном звуке. Классически исполняет артист и второй концерт Шопена, составивший «гвоздь» соревнования в Варшаве.

Несмотря на безукоризненную трактовку многих произведений Шопена, я, однако, думаю, что жизненный нерв пианистического творчества Я. Зака лежит не столько в Шопене, сколько в классических образах Баха, Бетховена, крупных формах Листа и Брамса, современной советской музыки. Последнее особенно важно: мы накануне яркого расцвета фортепианной музыки советских композиторов. Наши лучшие пианисты с

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Э. Гроссман

Содержание