Выпуск № 7 (59) | 1938 - страница 26

полное скромности и благородства, вызвало в ответ неуклюжую «дружескую услугу»: Юлиан Фонтана издал посмертные сочинения Шопена со своими собственными «поправками»!

Рационалистический практицизм не сделал Шопена холодным и расчетливым. В нем жили и крепли глубокие человеческие чувства. Такова его любовь к родным — внимательная, нежная, неизменная и бескорыстная. Таково его увлечение Марией Водзинской. Такова его глубокая привязанность к Жорж Санд, к которой со стороны Шопена было проявлено гораздо больше заботливости и внимания, чем обычно думают. Таково, наконец, его отношение к друзьям и знакомым, к польским эмигрантам-беднякам, которым он неустанно покровительствовал, к ученикам и ученицам.

Произведения Шопена, при всем блестящем рационализме их формы, необычайно задушевны и теплы. В них нет, правда, очаровательной, несравненной чувствительности Шуберта, или подчеркнутой, даже несколько нарочитой искренности («Innigkeit») Шумана. Они, опять-таки, сдержанны, но насыщенность их переживаниями изумительна. Прав был Бальзак, говоривший про Шопена, что «это менее музыкант, чем душа, отдающаяся восприимчивости». Шопен не умиляет так, как Шуберт, он не столь интимен, как Шуман. Блеск шопеновской фактуры подчас ослепляет, подчас завораживает; и лишь затем поддаешься почти незаметному, но властному воздействию того глубокого, что скрыто за ним.

Характерные строки находим в письме Шопена к родным (из Вены в 1829 г.) после первых серьезных успехов: «Я знаю, что понравился дамам и художникам... Ученых и чувствительных я расположил в свою пользу».

Это — меткая самооценка. Музыка Шопена изящна, изысканна, но полна эмоций, она глубока и общедоступна.

Интернациональное значение музыки Шопена объясняется, конечно, широтой ее содержания. Неверны ходячие мнения о крайнем, замкнутом субъективизме Шопена и о его будто бы национальной ограниченности.

Искусство Шопена глубоко человечно — и это отличает композитора от многих художников романтизма, и особенно импрессионизма. С одной стороны, Шопен решительно предпочитает впечатления жизни впечатлениям литературы, живописи, поэзии. С другой стороны, творчество Шопена не декоративно и не дескриптивно. Он в принципе против программной музыки, уделяющей, обычно, наибольшее внимание передаче обстановки, аксессуаров действия (удачен немецкий термин — Situationsmusik!).

Природа для Шопена скорее стимул, чем объект преимущественного внимания — и в творчестве и в жизни. Многочисленные попытки толкователей и биографов Шопена увидеть в тех или иных его опусах изображение явлений природы (вплоть до «бури на Майорке» и «шопота Сены») в большинстве случаев неудачны. Элементы «звукописи» в творчестве Шопена носят подчиненный характер; в центре его творческого внимания всегда — человек.

Поэтому Шопену чужда и пассивная созерцательность. Даже самые миниатюрные из сочинений Шопена, насыщены большой динамикой: ноктюрны — и те построены на ярких контрастах спокойных и тревожных, медленных и быстрых частей. Пожалуй, в этом есть нечто от поэтически

заманчивой и ложной романтической антитезы «невозмутимой природы» и «страждущего человечества». Но и здесь — скорее раздвоение творческого сознания композитора, драматизм настроений и переживаний, а не внешние противопоставления «души» и «мира». Мышление Шопена по существу своему драматично, а не гедонистично.

Природа не поглощает, не растворяет в себе и Шопена-человека. Она (будь то мрачная фантастика Вальдемозы или солнечные, равнинные пейзажи Ногана) весьма способна влиять на его настроение и творческое расположение. Но Шопен не склонен к длительному сельскому «опрощению». Одиночество — лишь сфера творчества, но не сфера жизни Шопена. Люди для него насущная потребность. Ему необходимо наблюдать движение жизни, общаться с выдающимися родственными умами (как например с Делакруа).

Шопен в своих жизненных наблюдениях, разумеется, чаще всего ограничен известным кругом более или менее «избранного» общества. Но он не скользит по поверхности явлений, а проникает в их суть. Чуждый узкого шовинизма, Шопен стремится у каждого народа, каждой нации заимствовать ценное: это не только личная черта, но и результат разумного воспитания Эльснера.

Франция — вторая родина Шопена — дала ему чрезвычайно много. Но он многому научился и у классиков немецкой музыки, испытал благотворное влияние испанского и итальянского мелоса.

Впитав и претворив воздействие различных национальных культур, Шопен остался сыном польского народа. Более того, он сумел подняться до уровня исторических задач и надежд польского освободительного движения. Шопен — не только тоскующий, скорбящий, но и героический композитор. Правда, рамки «светской» культуры, в условиях которой развился Шопен, не могли не ограничить масштабы его творчества. Но и в этих пределах Шопен достиг великого.

Ведь подлинно героическое, конечно, не в нагромождениях оркестровых звуков и не в усыпляюще-гигантских масштабах форм. Истинная героика — в суровой правдивости и простоте, не терпящей показного пафоса. Поэтому-то фортепианная соната-appassionata Бетховена несравненно героичнее «массивных» оркестровых образов Берлиоза или Вагнера.

В таких замечательных произведениях Шопена, как прелюд d-moll, этюд a-moll ор. 25, полонез es-moll, фантазия f-moll (упоминаю самое яркое) вновь оживает суровый трагизм бетховенского духа, хоть в них и нет могучего бетховенского оптимизма.

Можно смело назвать Шопена симфонистом, — если только не связывать этот термин обязательно с оркестровыми средствами выражения. Шопен не увлекается программностью, внешней иллюстративностью. Психологическая коллизия, психологическая драма у него всегда в центре внимания, и он не жертвует идеей ради фантазии. Блистательный пример — соната b-moll. Как потрясает замысел этой вещи! Страстные порывы, тоска, страдание, все истинно человеческое сталкивается с небытием, вступает с ним в борьбу. После бурной, зловещей первой части, мрачные волны скерцо как бы увлекают, уносят последнюю надежду. Похоронный марш и неожидан и внутренне необходим. Финал, где, по словам самого Шопена, «lewa ręka unisono z prawą ogadują po Marszu» (т. e. — «левая рука в унисон с правой злословят после марша») — беспримерен, как жутко

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание