Выпуск № 7 (59) | 1938 - страница 22

составляющая, по меткому определению Листа, симфоническую поэму на тот же сюжет, с наибольшей очевидностью раскрывает основное противоположение католицизма и чувственной оргии Венеры. Впрочем вторая редакция «Тангейзера» (так называемая парижская, 1861) видоизменяет структуру увертюры: из увертюры она становится «форшпилем», непосредственно переходящим в действие. После хора пилигримов идет необычайно разросшаяся музыкальная картина «горы Венеры», непосредственно переходящая в балет и любовную сцену Тангейзера и языческой богини любви. Таким образом, хор пилигримов больше не повторяется, и увертюра остается незамкнутой. Чувственная нега, разлитая в этой обновленной музыке, заставляет вспомнить о музыке «Тристана», законченной за два года до парижской редакции «Тангейзера».

«Лоэнгрин» значительно уступает «Тангейзеру» в смысле показа реальной исторической действительности. Действие, в котором основное событие — появление рыцаря, обусловлено исключительно вмешательством сверхъестественной силы (deus ex machina), в то время как все остальное заимствовано из действительной феодальной жизни Брабанта XIII в. Такое действие может лишь очень относительно передать подлинные исторические события.

Лоэнгрин, как уже было указано, является носителем конфликта между героем и толпой. В этом «качестве» рыцарь передает лишь психологическое, субъективное начало морального героизма. Это «идеальный» прообраз Зигфрида. Он относится к реальному, «земному» Зигфриду, как платоновская идея — к ее отражению в эмпирическом мире. Возвышенная, красивая моральная личность Лоэнгрина пленяет слушателя. Но этот совершенный, идеальный образ неспособен изменить трагическую земную действительность. Лоэнгрин должен уйти, чтобы уступить место реальным земным отношениям (появление брата Эльзы).

Интересен сюжетный мотив, встречающийся еще в античной мифологии (Эрос и Психея): божественный супруг остается безымянным, и любящая супруга вынуждена расстаться с ним, коль скоро она предается соблазну естественного любопытства. Вагнер умело воспользовался этим мотивом, подчеркнув всю нереальность существования рыцаря Грааля в жизненной обстановке. Идеальное совершенство Лоэнгрина не может, таким образом, служить источником изменения земной действительности: он проходит мимо земной жизни, овеяв ее тоскою по идеалу.

Настоящее выявление образа героя Зигфрида начинается в литературных работах Вагнера с 1848 г. Напомню ход работ композитора над сагой о Нибелунгах. В 1848 г. Вагнер начинает критическую исследовательскую работу над текстом знаменитого народного мифа. Первым результатом этой работы явилось научное сочинение под заголовком: «Нибелунги. Всемирная история (извлеченная) из саги». Критика этого труда, построенного на основании филологического и литературоведческого анализа, не входит в нашу задачу. Важно отметить только одно: Вагнер делает величайшее усилие, чтобы доказать, что первоначальной основой мифа о Нибелунгах явилась реальная история германских племен.

Композитор пытается истолковать в конкретно-историческом смысле всю символику этой саги, не останавливаясь перед догадками воображения. Значение этой первой по времени работы над мифом заключается не столько в ее научных достоинствах, сколько в упорном стремлении раскрыть

подлинный исторический смысл увлекавшей его саги. Это показывает лживость утверждения Чемберлена, будто Вагнер в своей работе над сагой о «Нибелунгах» исключил все историческое, сводя все сказание к мифу как таковому. Такое утверждение понадобилось реакционному биографу Вагнера для того, чтобы извратить самую сущность «Кольца Нибелунгов»: лишая тетралогию исторического смысла, реакционер Чемберлен легко отбрасывает революционную сущность Зигфрида.

Между тем вся огромная работа Вагнера над памятниками народной мифологии насквозь исторична. Выйдя из философской школы левых гегельянцев, Вагнер не мог не усвоить основного принципа великого немецкого идеалиста: его грандиозной исторической концепции. Гегель включил в свою систему все конкретно-историческое развитие природы и человечества, орудуя мифом, как исторической культурной категорией. Этому пути следовал и Вагнер.

Первым драматургическим наброском «Кольца» явилась поэма «Смерть Зигфрида» (конец 1848 г.), представляющая набросок «третьего дня» будущей тетралогии — «Гибель богов» (1874). Благодаря этому наброску «Гибель богов» содержит в себе моменты могучего революционного сознания, унаследованного Вагнером еще от 1848 г. Здесь прежде всего нужно отметить подлинно гениальную сцену смерти Зигфрида, очень сходную с соответствующей сценой из поэмы «Смерть Зигфрида». Написав эту поэму, Вагнер почувствовал настолько глубокую симпатию к своему герою, что в первый раз за всю свою деятельность не удовольствовался этим вполне законченным трехактным драматическим произведением. Он углубился в изучениие мифа, чтобы почерпнуть оттуда новый сюжет. Вагнера интересовала вся история жизни Зигфрида, его происхождение, его богатырские подвиги, его лучезарная личность. Так возникла, в обратном хронологическом порядке, вторая драматическая поэма — «Молодой Зигфрид», прообраз «второго дня» тетралогии — музыкальной драмы «Зигфрид». Наконец, через год (в 1852 г.) Вагнер написал драматический текст (либретто) всей тетралогии в целом.

Цикл «Кольца» был осуществлен полностью лишь через 12 лет. Но весь замысел тетралогии создан в наиболее революционный период вагнеровского творчества. Поэтому «Кольцо» остается одним из самых замечательных творений мирового искусства. Как бы велики ни были пробелы и недостатки, — величайшее произведение Вагнера выражает в основном идеалы, стремления, надежды и героизм борьбы за лучшее светлое будущее человечества.

«Нюрнбергские мейстерзингеры» — эта тяжеловесная немецкая музыкальная комедия, с ее малоподвижным юмором, с ее чересчур серьезным весельем, с ее несмешным Бекмессером, с ее неумными горожанами, — показывает со всей очевидностью, что галльский дух блестящего, легкого, заразительного юмора был абсолютно чужд Вагнеру.

Если отвлечься от комедийных сторон «Мейстерзингеров», то героический образ Вальтера представится одним из вариантов образа Зигфрида.

Вальтер — это положительный идеал немецкого героя в повседневной спокойной бюргерской жизни. Его национальные доблести не знают никаких трагических конфликтов. Его будущее семейное счастье с Евой даст цветущее потомство. Вальтер — это цветение нации, — неудивительно,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание