Ю. Кремлев

Фредерик Шопен

Опыт характеристики

Существенная черта Шопена — сдержанность. Из его переписки мы лишь с трудом узнаем о волнующих его переживаниях, думах, надеждах. Очень редко они обнажены. Чаще всего приходится улавливать их между строк.

Шопен всегда внимателен к адресату. В письмах он сообщает множество фактов, анекдотов, личных наблюдений и мнений; он любезен, шутлив, дружески нежен, насмешлив или язвителен. Но, щедро расточая блеск изящного остроумия, сам Шопен упорно ускользает.

И это — не только в спокойные, но и в наиболее тревожные, тяжелые, печальные периоды его короткой жизни.

Вот первое серьезное испытание характера — любовь к Констанции Гладковской. Читая между строк, мы видим, что переживания Шопена в эту пору были сильны, глубоки. Но в письмах композитора можно найти лишь полусерьезные, полунасмешливые намеки на них.

Вот испытание гораздо более суровое, трагическое — гибель польской революции. Мы знаем меру тревоги и страданий Шопена из отрывков его дневника. А письма, а общение с людьми — и даже самыми близкими? — Тут опять маска спокойствия, даже равнодушия и легкомыслия.

Когда радужные мечты любви к Марии Водзинской сменились для него унылой безнадежностью, — Шопен остался молчаливым, сдержанным. Он не написал гневных строк, подобно Жану Кристофу в его послании к госпоже Керих. Он нашел достойным себя лишь грустно заметить в письме к матери Марии, среди деловых сообщений: «...Вернулся домой; уж поздно и для меня в моем углу, вероятно, окончательно поздно...»

Даже когда, десять лет спустя, разрыв с Жорж Санд нанес роковой удар самой жизни Шопена — он скуп на слова и упреки. Горе точно замерло; но оно растет внутри. А внешне — прежняя предупредительность, внимание к людям, насмешливость, даже юмор.

Лишь во время последней поездки в Англию душевные муки и припадки болезни вызывают у Шопена отчаянные признания. Но и тут видна напряженная, тягостная борьба искренности со скрытностью: письма испещрены помарками, множество строк зачеркнуто, — чтобы не выдать до конца сокровенные мысли и чувства...

Откуда подобные черты в Шопене? Они тем более привлекают внимание, что эпоха, создавшая Шопена, породила и совсем иной тип людей. Мы знаем Жорж Санд, которая стремилась придавать монументальную, парадную внешность самым непрочным из своих чувств. Мы знаем Берлиоза, который сплошь и рядом оказывался во власти необузданных,

яростных эмоций. Мы знаем Вагнера, который с полной уверенностью «обожествлял» самого себя.

Но не таков Шопен. Он живет в буржуазном мире, но усвоил на своей родине ряд черт феодальной морали. Ему ненавистны самореклама, шум и ажиотаж капиталистического рынка, на котором человеческое достоинство стало меновой стоимостью (Маркс).

Шопен-композитор неотделим от Шопена-человека. Ему свойственны, правда, некоторые черты романтической современности, но он отрицает ее крайности.

Шопен — восторженный почитатель Себастьяна Баха и Моцарта. Ему более или менее близки — ранний Бетховен, Вебер, Мендельсон, Клементи, Фильд, Мошелес. Но он не признает Шумана, крайне скептически относится к Листу, ненавидит Берлиоза и Мейербера. Он не приемлет буйной пестроты и растрепанности мышления неистового романтизма.

Шопену дороги безукоризненные формы во всем — в быту (вплоть до одежды и обстановки), в поведении, в творчестве. Но он ищет эти безупречные формы ради глубины содержания, а не вопреки последнему.

Каково это содержание? Его можно понять, проникая за внешние очертания жизни Шопена, за блестящую звуковую оболочку его музыки.

Шопен вырос в среде польской шляхты, но с юности чувствовал себя гражданином польского народа, а не слугой аристократического класса.

Найдя прочные творческие основы в польском фольклоре, Шопен, несомненно, стремился к стройному, последовательному мировоззрению. Исторические судьбы Польши были мрачны — впереди не виделось скорого просвета. Что оставалось людям, страстно любившим свою несчастную родину? — Жить прекрасными иллюзиями, находить отраду в стоической сдержанности, если они отчаялись в счастливом исходе борьбы!

Верный во многом патриархальным традициям старой Польши, Шопен неспособен был заглянуть далеко вперед, и не случайно — позднее, он воспринял июньские дни 1848 г. лишь как ужасную дисгармонию, «бесплодную» братоубийственную рознь. Патриархальный консерватизм политических взглядов Шопена должен был казаться отсталым даже либералам. Но ныне мы усматриваем в этой наивной патриархальности больше достоинства, чем в пышных и пустых либеральных фразах.

В характере Шопена сочетались глубоко противоречивые черты, которые не сразу заметишь и правильно оценишь.

Шопену свойственна меланхолия — говорят обычно; многие даже видели в тоскливой резиньяции единственное свойство его характера и творчества. По словам Листа, сам Шопен однажды определил сущность своей музыки польским словом zal. Тем не менее, образ Шопена — «упорного меланхолика» — был выдуман, а не рожден действительностью. Ибо искусство Шопена насыщено жизнью, самой интенсивной и яркой! Иначе он не создал бы таких живых и ярких танцевальных образов своих мазурок, не создал бы полонеза A-dur, финалов концертов, краковяка, тарантеллы, баркаролы, третьей баллады, ряда этюдов и очень, очень многого другого...

Творчество ясно отражает Шопена-человека. Разве письма его не полны пылкой жизнерадостности, моральной энергии и стойкой целеустремленности?!

Шопену весьма свойственен юмор. В этом, опять-таки, характерное отличие его от «чистокровных» романтиков, у которых, по меткому замечанию Поля Лафарга, чувство остроумия поглощалось ложным пафосом,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Фредерик Шопен

Опыт характеристики

Содержание