Выпуск № 7 (59) | 1938 - страница 25

индивидуалистической напыщенностью. В письмах и стихах Шопена находим бесконечно разнообразные оттенки юмора, насмешки, сарказма, непринужденной шутливости. Известен его несравненный мимический талант, сохранились его острые карикатуры. Если в музыкальном творчестве Шопен и не ставил специально юмористических задач, то качество мышления, — называемое французами «spirituel», а немцами «geistreich», — неизменно присуще его музыке.

С этим качеством связано истинно шопеновское чувство меры. Шопен всегда озабочен тем, чтобы высказаться как можно лаконичнее, яснее и совершеннее. «Жирное красноречие» Берлиоза или Вагнера ему абсолютно чуждо.

И недаром афористическая манера мышления в прелюдах так блестяще удалась Шопену. Значит ли это, что он слабее в более крупных формах? — Нисколько! Шопен отнюдь не заражен гигантоманией, но в избранных им масштабах сонат, баллад, скерцо он достигает замечательного единства целого и частей, владея наследием мощной мысли Баха, Моцарта, Бетховена.

Самые смелые полеты фантазии не убивают в Шопене рационализма. Рационализм свойственен и Шопену-человеку. Любопытны, например, оценки людей, рассеянные в его письмах. С юности он с большой иронией относился к «романтическим» иллюзиям, «очарованиям» и «разочарованиям». У него — трезвый взгляд на вещи, он немедленно замечает корыстолюбие, чванство, недалекость или угодливость людей, встречающихся на его пути. Ему не чужд и практицизм: не следует «лезть на рожон», нужно быть любезным и с врагами, иногда даже льстить им. Все это не для мизерных личных выгод, а ради достижения конечной творческой цели — «utworzenia sobie nowego świata»» (т. e. «создания себе нового мира», — из письма к Эльснеру от 14 декабря 1831 г.).

Шопен не был богачом, и его не финансировали меценаты. Он сам. пробивал себе жизненную дорогу в обществе — холодном и лицемерном. Он вынужден был 5–6 часов в день отдавать частным урокам. Зимой ему обычно не оставалось ни времени, ни сил, чтобы сочинять. Он отдавал свое здоровье, свои «светские способности», свои вечера — заработку, салонам, поддержанию знакомств; но, как справедливо заметил еще Лист, он не отдавал самого себя. В светский круг он являлся во всеоружии «хорошего тона», в безукоризненном, с точки зрения моды, туалете. Выступая в салоне, он хотел нравиться и писал музыку, которая нравится. Но «герои света», очарованные изящными манерами Шопена, вряд ли предполагали, что он втайне подсмеивается над их пустотой. А светские дамы, шептавшие: «charmant!» и «déIicieux!», — когда Шопен сидел за роялем, — не понимали и десятой доли глубины его вдохновенных импровизаций.

Шопен уступал условностям и внешним формам, но он никогда не жертвовал ни одним из своих принципов. В сущности, это была жизненная политика Моцарта: необходимо считаться с требованиями публики, но до известного предела; хорошо писать музыку на всякие вкусы, но для длинных ушей ее писать не следует!

Шопен творил для народа, для всего культурного человечества, для истории. Отсюда — жесточайшая, свойственная ему самокритика. Он помногу раз пересматривал свои произведения, прежде чем отдать их в печать. Перед смертью Шопен даже требовал сжечь ряд своих произведений, гениальностью которых мы теперь восторгаемся. Увы! Это желание,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание