Выпуск № 7 (59) | 1938 - страница 19

что бы ни происходило на сцене, мы чувствуем эту страшную напряженность»¹.

Само собой разумеется, что и Чайковский и Римский-Корсаков писали не только об отрицательных сторонах, но и о значительных достижениях вагнеровского музыкального творчества. Но, признавая гений Вагнера, оба композитора были далеки от нервно-взвинченного сознания своего немецкого собрата, с его культом смерти, мессианством, наконец, с его немецким шовинизмом. Лучшие традиции русской классической музыки, реалистической по самому своему существу, в корне противоречат «несчастному сознанию» романтика Вагнера, ищущего «абсолютных ценностей» и поэтому нередко обретающего опору в туманном сверхчувственном мире.

Несмотря на то что Вагнер прошел большой и противоречивый путь идейного развития, он все же в течение всей своей деятельности постоянно возвращался к одним и тем же образам и концепциям.

Прежде всего, в музыкальных драмах Вагнера выступает в разных видах национальная идея. «Риенци — последний трибун» — это образ героя — народного объединителя, прихода которого жаждала Германия 40-х годов. В «Нюрнбергских мейстерзингерах» дана апология немецкого буржуазного строя в образе «добрых, честных немецких ремесленников»: Ганса Сакса, воплотившего в себе немецкую поэзию и философию, Вальтера, с его пылкой доблестью, идеализмом и беспредельной честностью, Евой, мужественной молодой женщиной, будущей «хранительницей домашнего очага».

Следует, однако, отличать две категории национальных идей у Вагнера. «Риенци» воплощает в себе здоровую идею национального единения. В некоторых других операх Вагнера национальная идея подменяется грубыми шовинистическими взглядами косного, реакционного, «расистского» толка. В последних своих статьях (например: «Религия и искусство», 1881 г., «Современное», 1878 г., «Германское искусство и германская политика», 1868 г., и др.) Вагнер определяет сущность германского духа понятием бескорыстия и клеймит демократизм и «иудейство», как отрицательные факторы, препятствующие «германскому духу проявить себя». Здесь уже взгляды Вагнера являются отзвуком «расовой теории» мракобеса Гобино²; они смыкаются с воззрениями реакционного «философа» Фридриха Ницше.

С другой стороны, некоторые музыкальные драмы Вагнера построены на «христианских идеях» — и в этом Вагнер расходится с Ницше. В творчестве Вагнера зло нередко преодолевается не борьбой, а «христианским искуплением». Сюжеты его музыкальных драм взяты из средневековья; это — обработки легенд и сказаний, отчасти связанных с христианским миросозерцанием. Всюду выступает вмешательство сверхъестественных сил, определяющих судьбу земных дел; всюду фигурируют пагубные соблазны страстей, олицетворенных в образе Венеры («Тангейзер»), Ортруды («Лоэнгрин»), Альбериха («Кольцо Нибелунгов»), Кундри в саду Клингзора («Парсифаль»). Результат драматического действия в этой «христианской» категории вагнеровских драм — это «преображение» за пределами действительности («Летучий голландец»),

_________

¹ Н. А. Римский-Корсаков, «Музыкальные статьи и заметки», СПБ. 1911 («Вагнер и Даргомыжский»).

² Французский граф, дипломат (1816–1882). Его работа «Опыт исследования неравенства человеческих рас» (1855 г.) оказала влияние на Вагнера.

«благостная смерть» в христианнейшем духе («Тангейзер»), мистическое «слияние» любящих душ, опять-таки в смерти («Тристан и Изольда»), всеобщее «искупление греха» в религиозном акте и высшее преодоление чувственности в последний момент земного существования («Парсифаль»). Такова сюжетика большинства драм Вагнера.

Однако, если бы критика ограничивалась лишь этими положениями, она допустила бы грубую ошибку. На самом деле, ценность вагнеровского творчества прежде всего — в конкретной передаче человеческих характеров, страстей и жизненных ситуаций. Можно сказать, что выраженные в различных образах в «Кольце Нибелунгов», «Лоэнгрине» и «Тангейзере» общественно-психологические конфликты имеют большое обобщающее значение и не могут не волновать слушателя, который сквозь средневековую оболочку видит ряд трагических коллизий человеческой жизни.

Больше того — положительная черта вагнеровского творчества заключается не только в умном, убедительном раскрытии характеров и драматических ситуаций, но и в величии поставленных проблем, в грандиозности масштабов, наконец, в подлинно-героическом характере главных действующих лиц.

Человек глубоко личный, Вагнер, однако, сумел в лучших своих произведениях создать силой своего художественного гения неслыханную по размаху картину объективной действительности. Так например, в «Кольце Нибелунгов» даны не только те или иные характеры в тех или иных ситуациях, та или иная последовательность событий. Все это, взятое в отдельности, — сюжет, музыкальные характеристики, рассуждения — может быть хуже или лучше, блестяще или бледно, увлекательно или сухо, наивно или умело. Но самая задача показать космос (вступление к «Золоту Рейна») и человека в нем, отразить в сюжете народного мифа круг человеческих жизней, страдания угнетенных, суетность, подлость и пустоту угнетателей, наконец, показать лучезарного героя-освободителя — Зигфрида, действующего во имя счастья человечества, его трагическую гибель и бесславный конец господствующих классов — это беспримерное художественное целое не может не поразить нас величием поставленной и во многом интересно разрешенной задачи.

Точно так же и в других операх и музыкальных драмах Вагнера — в «Моряке-скитальце» и «Лоэнгрине», отчасти в «Мейстерзингерах» и даже в самом субъективном из творений Вагнера — в «Тристане и Изольде» — главная ценность определяется не только характеристикой действующих лиц, драматической напряженностью, захватывающей глубиной в передаче внутреннего мира человека. Все это есть в избытке; но это одно еще не могло бы обусловить огромную историческую ценность вагнеровского творчества.

В «Лоэнгрине», как и в «Кольце Нибелунгов», передана, в образах древнего народного сказания, обобщенная философская идея. Каковы бы ни были субъективные предпосылки создания музыкально-сценического образа Лоэнгрина¹, — Вагнер сумел отвлечься

_________

¹ Существует версия, будто этот образ продиктован личной уязвленностью композитора, «не понятого» людьми и вынужденного уйти от них. Эта версия может найти опору в следующих высказываниях композитора о «Лоэнгрине», заимствованных из «обращения к друзьям»: «Лоэнгрин тосковал по женщине, по человеческому сердцу. И он спустился с высот своего блаженного одиночества, как только услыхал снизу, из толпы людей, крик женщины о помощи, крик человеческого сердца...

...Я с все большей и большей определенностью стал улавливать сущность женского сердца, которую я должен был воссоздать в образе любящей Эльзы. В Эльзе я сразу увидел необходимый для моего замысла контраст Лоэнгрину...

...Я страдал настоящим глубоким страданьем, обливался горячими слезами, когда почувствовал неизбежную трагическую необходимость разрыва, гибели любящих друг друга существ»... В этом «личном» обороте речи Вагнер обнаруживает скрытую автобиографичность своего художественного замысла.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание