Выпуск № 5 (5) | 1933 - страница 26

Корчмарева! Могущий гораздо шире охватывать явления и в музыкальной специфике их отражать, Корчмарев идет по линии наименьшего сопротивления, возводя на пьедестал изобразительный принцип и забывая о спорной, но все же революционной сущности творчества ахрровцев. «Карусель в Нескучном саду» — занятная по разрешению технической задачи пьеска, очень поверхностная, легковесная. «Курайщик» — лучшая из цикла пьеса, такая же однако статичная, как и все остальные, несмотря на обилие мелких нот, суетливость фигураций. Совсем не удались композитору «Еврейский праздник» и «Великая скорбь». Целиком сросшаяся с местечковым бытом, национальная мелодия — и в нарастании своем (опять-таки технически разрешенном своеобразно, с известной сноровкой) — ничего советского не содержит, она не в состоянии прорвать цепкие традиции обрядового, полурелигиозного пляса. Так же недодумана концепция в «Великой скорби». Прострацией, а не величием веет от подобных тактов:

Прим. 12.

Еще менее привлекательной выглядит попытка композитора только на основании рисунка, картины, воссоздать в музыкальном образе труд, переделывающий человека. В данном случае речь идет о пьесе «Мурманские рыбаки». Приемами киноиллюстрации, необычно для Корчмарева — неопределенными по форме, изображаются «особые люди», которых создала «страна с величественной и грозной природой».

Большая плодовитость и известная разбросанность творческих усилий — стремление на небольшом, сравнительно, отрезке времени, охватить возможно больше впечатлений и отразить их в музыкальных формах — привели к ряду срывов, идеологической нечеткости, формальной незавершенности, в целом к неполноценности вышеописанных фортепианных сочинений композитора. Чередование их с творческими удачами, ясная тенденция, ведущая к преодолению поверхностности, внешности художественного запечатления жизненных явлений — знаменуют рост Корчмарева как композитора, становящегося все более взыскательным, требовательным к своему творчеству. Свидетельством такого более глубокого отношения его к процессу своей перестройки является изданная в 1930 г. соната для скрипки и фортепиано.

Одночастная, она все же конденсирует в себе элементы классической сонатной формы. Характерна тяга композитора к монотематизму. Первая и вторая темы, на первый взгляд как бы принципиально и традиционно контрастирующие друг другу, при детальном рассмотрении — родственны между собою и даже обусловливают строение друг из друга (первая тема устойчивее, и, очевидно, ее эмбрионы послужили для образования второй):

Прим. 13.

Прим. 14.

Роднит темы прежде всего большая секунда d–е, выступающая подчеркнуто вместо d–es, в данной ситуации звучащих несравненно более плоскостно, бедно. D–е, наоборот, придает обеим темам задорный, дискуссионный колорит, сообщая то движение, которое и является исходным принципом сонаты. Непретенциозная в гармоническом разрешении задачи, с ясным упором на превалирование мелодического начала, вся соната привлекает живописностью и четкостью рисунка, больше линеарного, чем гармонически-продольного. Склонность к расширению тем до момент их столкновения и собственно развития, классической разработки — приводит к несколько неожиданному эффекту: разделенности и как бы обособленности самого процесса разработки от провозглашения тематики. Хорошо сделанное fugato:

Прим. 15.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Прим. 12.

Прим. 13.

Прим. 14.

Прим. 15.

Содержание