Выпуск № 5 (5) | 1933 - страница 23

лели тенденций — музыкальное развитие этой сцены целостно и психологически-убедительно. Смутное беспокойство одних, пробуждающаяся требовательность, чувство солидарности к восставшим рабочим у других, мародерские настроения у третьих, усталость, безволие у четвертых — не свалены в хаотическую груду, а всплывают на поверхность в какой-то закономерной очередности, давая неумолимое повышение, учащение возгласам негодования, возмущения, совершенно правильно показывая назревание классового конфликта и его разрешение: схватку с юнкерами, захват поезда и наступление на Петроград уже не карательного отряда, а красных войск, грозно охраняющих завоевания революции.

Характерна и хорошо очерчена одной фразой фигура «нейтрального» железнодорожника, «не перевозящего никаких войск». И тут же противопоставлен рабочий-машинист, с готовностью берущийся доставить эшелон в Петроград, во Владивосток, куда только нужно для революции.

Хорошо оттенен сумрачный, ищущий в песне родных мест источник успокоения хор разбредающихся в непривычно сложных мыслях солдат, в который резко, фальшью вклинивается разухабистый отрывок частушки из юнкерского вагона. Тяжело, нудно, настойчиво сверлит сознание мотив:

Прим. 4.

пробивающий броню привычной инерциии разрешающийся просветлением солдатской мысли, нахождением выхода. Рабочий Петр привез в теплушку слова вождя: «Опасность сдачи нависла над революционным Петроградом…» Многоплановость положения разрешена композитором стилистически едино, без упрощения образов. Спор кулака Егора, жаждущего хозяина и поддержанного с радостью офицером, — с массой солдат подан лаконично, но не сухо, с нужным темпераментом. Сцена, несомненно, будет волновать еще больше, оформленная театрально. Но композитор не удержался на завоеванной высоте до конца картины, и «эффектный» конец смазывает значительную долю достигнутого художественного успеха. Мы говорим о трафаретном звукоподражании ходу поезда и плоской, приноровленной к «баянным» возможностям (впрочем, баян допускает гораздо более острые гармонические звучания) солдатской песне с пляской. Здесь налицо несомненное желание угодить не столько публике, сколько театральной администрации, требующей от автора «непременных» концовок на «аплодисмент». Хорошая сцена меркнет в трафаретном заключении.

Второе действие переносит слушателя в Смольный. Передовые рабочие стали предводителями рабочих отрядов. Боевая обстановка борьбы против Керенского, временного правительства. Надо охранять мосты, чтобы не разобщить рабочих и воинские части. Композитор раздваивается: рисуя черты отдельных действующих лиц, он прибегает к условной, экспрессионистской манере (слова Данилы, высоким стилем вещающего о приветах из окопов); давая массовую характеристику, он скатывается к натурализму, опять следуя упрощенным рецептам: где подъем, революция — маршеобразный ритм, даже ценою примитивизации тематической разработки.

Прим. 5.

В этой картине — сильное место лишь в финале, после несколько однообразного речитатива Реброва — хор идущих на охрану мостов рабочих отрядов. По музыке — это напряженное, энергичное месте, но оно весьма неудобно для хорового исполнения:

Прим. 6.

Узловая по сюжету — интермедийно разрешается композитором и либреттистом четвертая картина. Охраняющие мост рабочие, не знающие приемов хитрого врага — не все были на фронте — поддаются ловушке; заслушались песни беспризорного, «смертницы» и юнкера захватывают и мост и охрану. Музыкальная задача разрешена композитором на более высоком уровне, нежели драматургическая. Широкими, ступенчатыми ходами струнных (détaché) создается настроение беспокойства, тревожной настороженности. Выразителен диалог «просвещенного» меньшевика, умничающего и хлопочущего о «просвещении масс», и Данилы, просто и сильно высказывающего свою основную мысль: «на свете есть два класса: пролетариат и буржуазия»… Мелодический речитатив здесь достаточно живописен и непретенциозность его обоснована. Впрочем, завитушки меньшевика (менее сложная задача) более удались композитору, нежели простая, хоть и не всегда складная речь Данилы. Не раз использованная мелодическая формула песни беспризорного в данном случае оправдана сценически. — Песня огонек, на который приманили охраняющих мост рабочих разведчицы-«смертницы», обертывается несколько раз вокруг своего стержня и показывает деклассированное лицо свое обнаженно, особенно в момент, когда понявший свою роль предателя мальчишка выбрасывает двугривенный и, горько сетуя на жизнь, под занавес, словно обещает обрести выход: «надоела мине эта жизня, одинокая дитя...» В меру стилизованной этой песней совершается переход к картине пятой, мелодически более насыщенной. «Смертницы» довольно метко охарактеризованы композитором, не увлекшимся дешевкой музыкальной вульгаризации, но скупо оделившим их двумя-тремя мелодическими штрихами, варьирующими песню беспризорника и вместе с тем сообщающими нужный колорит бесшабашности, продажности этим фигурам.

Чересчур однотонно, хотя мотивированно вся сцена построена на любопытном мелодическом обороте, модифицирующем популярный возглас:

Прим. 7.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Прим. 4.

Прим. 5.

Прим. 6.

Прим. 7.

Содержание