Выпуск № 5 (46) | 1937 - страница 54

звуки его голоса. Лишь верные друзья могут быть при этом. И когда в конце передачи, — после политических и литературных докладов или сообщений на тему дня, читает свои стихи Эрих Вейнерт и тихо, совсем тихо, в комнате, которой угрожают шпики и доносчики, поет Эрнст Буш, — его слушатели чувствуют себя вознагражденными за все опасности. Новая надежда прорезывает ярким светом окружающий их мрак.

Эрнст Буш знает это. Он знает, чем рискуют его героические слушатели. И так как это знание соединено у него с техническими навыками бывшего слесаря на корабельных верфях в Киле, то его невидимая аудитория оказывается не менее тесно связанной с ним и тогда, когда передаются его публичные выступления в концертных залах.

Надо наблюдать за его появлением на эстраде. Его первый, слегка лукавый взгляд — всегда к микрофону, не к аплодирующей аудитории. Тщательно, можно сказать, обстоятельно он выбирает место, где стать. Он знает: в песне «Болотных солдат» он должен сначала стать там — в глубине эстрады, и лишь при последней, уверенной, строфе выступить вперед. Радиотехники, специалисты по звукозаписи, кинорежиссеры вправе жаловаться на отсутствие у большинства исполнителей «технического чувства». Эрнст Буш обладает им, и потому слушатель всегда забывает о расстоянии, разделяющем их. Буш создает живой контакт со слушателем — через континенты, вооруженные границы, моря, горы — через фашистские преграды...

Находились пессимисты, предостерегавшие Буша от выступления в самом большом концертном зале Москвы. Они пророчили ему «вежливый, но безразличный прием», так как столичная аудитория, — «взыскательная и избалованная» — будто бы желает видеть на своей большой концертной эстраде лишь «выдающихся, серьезных солистов», а не «исполнителей агиток»... О том, как мало знают эти «пророки» московскую аудиторию, как в корне ложна их оценка Буша как «исполнителя агиток», говорит рецензия Бориса Ефимова в «Известиях»:

«...Вот Буш поет боевой марш красного Веддинга. Он сжимает кулаки, слегка подается вперед всем телом, весь в порыве и боевом устремлении барикадного бойца. Вот Буш поет страшную «Песню болотных солдат». Он как бы устало переминается с ноги на ногу, искусными модуляциями голоса создает до жути реальное ощущение хора измученных в фашистских лагерях людей, устало бредущих со своими лопатами в походном строю. Но вот движения Буша становятся более энергичными и упругими, голос его крепнет, и унылая мелодия болотных солдат незаметно приобретает маршевый темп и заканчивается жизнеутверждающим аккордом, говорящим о борцах, которых никто и ничто сломить не может.

Буш преображается на наших глазах. Он поет трогательную и наивную песенку «Алабама». Он исполняет ее в веселом, почти фокстротном темпе. Перед нами уже не пролетарский боец и не

узник фашизма, а легкомысленный, неунывающий американский солдат, которого разлучили с подругой и везут во Францию умирать за чьи-то прибыли. Он подмигивает и веселится, но какая-то щемящая горечь на дне этого веселья.

С незабываемой силой и страстью Буш исполняет ставшую широко известной «Песню единого фронта». Припев этой песни незаметно для себя подхватывает зрительный зал. Песня Буша электризует и подымает аудиторию. Это уже не концерт, где с одной стороны — актер-исполнитель, а с другой — слушающая его публика. Зал подымается с поднятыми сжатыми кулаками. Это своеобразный митинг, где слово поэта, музыка и голос певца собирают в себе, как в фокусе, настроения людей, объединенных чувством международной солидарности. И мысль как-то сама собой устремляется туда, где это чувство солидарности проявляется в наиболее романтической форме — к окопам и барикадам Мадрида, к интернациональной бригаде, к центурии Тельмана, к бойцам, отдающим свою кровь и жизнь за свободу испанского народа. И, как бы отвечая этому порыву, голос Буша зазвенел страстными словами испанских революционных песен... Вечер оставил большое, неизгладимое впечатление...»¹.

После концерта мы собрались в тесном кругу, полные впечатлений от этого незабываемого вечера. Темой для разговора служил, конечно, исключительно Буш. Каждый делился своими воспоминаниями.

Эмигрант, первым убежищем которого после захвата власти Гитлером была Голландия, рассказывал об успешных выступлениях Буша на радио и о его поездке с хором фламандских рабочих в Брюссель, Гент, Антверпен и другие города. Наш друг из Швейцарии вспоминал незабываемые часы, проведенные в Цюрихе с Эрнстом Бушем, Альфредом Брауном и другими немецкими художниками-эмигрантами. Товарищ из Франции с горящими глазами рассказывал о вечере в «Немецком клубе» в Париже. Он цитировал по памяти стихотворение руководящего — в прошлом — берлинского театрального критика Альфреда Керр, передающее впечатление от этого вечера в заключительных строках:

«А он стоял в сумеречном кругу,
Озаряемый тусклым светом,
И они сидели и слушали, их лица пылали, —
Они думали об утренней заре»...

Было бы неправильно говорить об антифашистской деятельности Буша в годы эмиграции, не упоминая о его пропаганде немецкой народной песни. Концертной публике и посетителям собраний не совсем известна эта сторона его исполнительского искусства; но огромные массы радиослушателей уже давно восторженно высказываются о ней. Отзывы о немецкой народной песне, исполняемой Бушем, имеющиеся в многочисленных письмах, получаемых московким

_________

¹ См. «Известия» от 12 декабря 1936 г., «Песни Эрнста Буша».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание