Выпуск № 3 (32) | 1936 - страница 48

аукционного оценщика, с одинаковым беспристрастием восторгающегося всем, что он слышит. Он не должен отделываться ничего не говорящими фразами, вроде того, что «Х. обладает красивым звуком»; «в игре Y. много чувства и размаха»; «у Н. изумительно прозвучало такое-то место, но следующий затем пассаж оскорбил слух резкостью»; «а здесь С. допустил ошибку, сделав акцент на слабом времени такта», и т. д. и т. п. Ни похвалы, ни порицания отдельных качеств исполнителя, ни даже общие эстетические замечания по поводу отдельных элементов исполнения не могут явиться существом его критики. Они могут быть лишь сопутствующим и разъясняющим моментом.

Сущностью критики должно быть установление, в какой мере стиль исполнения артиста способствовал выявлению и передаче идейно-эмоционального содержания исполняемого произведения. Показать преобладающую черту этого стиля, остановить внимание и на его технике, обнаружить и сделать ясным его внутреннее содержание — такова главная задача критика, задача трудная и ответственная.

Если в области чистого музыкального творчества — композиции — критик имеет дело с фиксированным, объективно устоявшимся материалом, то в области музыкального исполнения критик сталкивается, наоборот, с таким «невесомым», текучим, чисто субъективным фактором, как «чувствования» и «переживания» исполнителя, которые фиксируются лишь в «мгновенной прелести звучания». То, что музыкальное произведение, объективно существующее в виде нотной записи, свое реальное звучание получает лишь в творческом процессе исполнения, указывает на огромное значение исполнительства в музыкальном искусстве вообще.

Сила воздействия музыкального произведения на аудиторию по существу во многом определяется исполнением. Оформляя произведение той или иной расстановкой ударений, изменением темпов, подчеркиванием одного, ретушовкой другого, исполнитель может придать тот или иной законченный или незаконченный смысл одному и тому же произведению. Оно может вызвать восхищение или навести скуку, смотря по тому, кто и как заставит его жить и звучать. Бесспорно, что в раскрытии содержания произведения в процессе исполнения огромную роль играют индивидуальные «чувствования» и субъективные особенности и качества исполнителя. Перефразируя Форкеля, можно сказать: «Человек мечтательный, или напыщенный, или холодный, или ребяческий, или педантичный вносит в свое исполнение велеречие и несносное преувеличение, или же впадает в безжизненность и аффектацию»¹. Но значит ли это, что единственным мерилом и оправдением того или иного исполнения могут быть лишь индивидуальные «чувствования» исполнителя? Конечно, нет.

Мы знаем, что композитор, создающий произведение, руководствуется далеко не только одним «вдохновением». Записные книжки Бетховена, например, говорят о сознательном и целесообразном отборе звукового материала. Первый бесформенный набросок темы, написанный под влиянием непосредственного вдохновения, в результате последующей многократной обработки приобретает законченный смысл и стройную цельность формы², не потеряв непосредственности изложения. Подлинный мастер-исполнитель, имея перед собой ясно

_________

¹ «Uber die Theorie det Musik», 1777.

² См. Ромен Роллан, «Бетховен». Собр. соч., т. ХV, стр. 219–211, изд. «Время».

осознанное содержание произведения, умеет не только чувствовать и вдохновляться, но и согласовывать и подчинять эти чувствования творческому замыслу композитора. Выдерживая «стиль», он отбрасывает из своего исполнения все ненужное, неподходящее, второстепенное. Он чутко отбирает нужные средства выразительности; он постоянно заботится о том, чтобы в каждой технической детали сохранить и не нарушить художественной стройности целого. В этом чувстве выбора, в этом сознательном, а порой и инстинктивном подборе, при помощи которого подлинный художник воплощает в реальное звучание художественный замысел композитора, сказывается его критическая способность. Без этой критической способности нет и не может быть художественного творчества. В этой работе исполнитель является как бы своеобразным музыкальным критиком, уточняющим и дополняющим композитора.

Свобода исполнения такого художника не есть результат только его произвольного «порыва». Наоборот, его свобода исполнения является следствием огромной, напряженной творческой работы, следствием познания необходимости ограничить свои «чувствования» и привести их в согласие с содержанием произведения. И, конечно, ничего общего такая свобода исполнения не имеет с небрежностью и недомыслием. Подражание ложно понятой свободе исполнения зрелых художников погубило не одно молодое, неокрепшее дарование. Молодой исполнитель, склонный нередко к увлечению блестящим и поверхностным, предпочитает «поэтическую» небрежность, придающую внешний блеск — «тягостной и унижающей» точности. Для него точность — это синоним холодности и сухости. Бесконечные rubato, чрезмерная быстрота темпов, бойкое и смелое обращение со смычком, ставка на эффекты темперамента, а порой и внешнее позерство представляются ему привлекательными качествами и служат предметом его тщеславных домогательств. Он стремится к этому внешне блестящему, по существу фальшивому мастерству, для достижения которого не требуется уж такого большого труда. Он не замечает, что неполнотой своего вкуса, незнанием всех приемов своего искусства он вносит в исполнение элементы фальши, трюкачества и грубости. Из-за неоконченности своего образования, из-за особенностей умственного склада, чрезмерного самомнения, такой молодой артист, обладая большой творческой фантазией, не умеет всеже критически подойти к своему творчеству. В пылу «вдохновения» может ли он придавать значение каким-то ритмическим погрешностям, неумеренному глиссандированию, нелогично сфразированной музыкальной мысли? Могут ли существовать для него такие «эфемерные» вещи, как стиль исполняемого произведения? Он «свободный творец», «он так чувствует»! И будет ли это Бах или Сарасате, Бетховен или Чайковский, он (исполнитель) все равно занят лишь демонстрированием своих инструментальных «прелестей»! В красивости звучания, в блеске штрихов, в быстроте, в напористости темперамента он думает утопить погрешности и недочеты исполнения и трактовки. Он удовлетворяется успехом у нетребовательной аудитории, воспринимающей подчас не столько передаваемую им музыку, сколько наслаждающуюся самодовлеющей красотой его звука и пылкостью его темперамента. Не будучи в состоянии увлечь слушателя раскрытием крупных художественных полотен, он отыгрывается на музыкально сомнительном репертуаре. С «высот» своего артистического «я» он не замечает опасности и гибельности пути, по которому идет. Его талант, развращае-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание