Выпуск № 3 (32) | 1936 - страница 49

мый и ложно направляемый фальшивым мастерством, не получая достаточной пищи для художественного роста и развития, начинает чахнуть… Но бывает и так, что поняв вовремя внутреннюю неровность своего творчества, проверив себя, исполнитель перестраивается. Тогда его талант подымается на новый, более высокий уровень…

На эти мысли навел меня концерт С. Фурера. Слушая этого высокоодаренного скрипача, обладающего великолепными артистическими достоинствами, я подумал, что если бы все средства, все возможности его виртуозного дарования были подчинены идее раскрытия подлинного содержания тех произведений, которые он исполнял, — его искусство получило бы, несомненно, огромный размах и силу. А теперь, чтобы наслаждаться его прекрасным тоном, его непосредственным темпераментом, надо сделать усилие, надо заставить себя стать на точку зрения артиста, надо заставить себя согласиться с ним, что он прав в своем «толковании». А это решительно невозможно, ибо никакого толкования по существу нет.

Мне могут возразить, что музыкальное исполнение не есть философская система. Да! Но нельзя думать, что в искусстве исполнения мысль и чувство — враждебные друг другу «начала». Наоборот, мысль и чувство во всяком искусстве — это две силы, дополняющие друг друга, и — жалкие, беспомощные одна без другой. Не из-за отсутствия ли одного из этих начал вы замечаете в исполнении Фурера, наряду с превосходными частностями, — пустоту, жалкую, поддельную мишуру? Не потому ли, после того как Фурер с таким вкусом и выразительностью исполняет салонную вещицу вроде «Воспоминания» Ахрона, его талант слабеет и кажется беспомощным в концерте Баха? Откуда берется это произвольное ускорение темпа, когда отдельные технические отрывки пьесы, начатые в одном темпе, кончаются в другом? Откуда это бесконечное, ничем не оправданное rubato в сонате Тартини, граничащее с отсутствием в игре ритмического стержня? Что это, «свобода исполнения»? Или, может быть, артист «так чувствует»? Но свободу исполнения и чувство артиста можно ценить лишь по одному признаку: насколько верно, правдиво, они передают содержание исполняемого произведения. Если же этого нет — то такое чувство ложно, а подобная свобода исполнения граничит с произволом. Когда вам преподносят чудесное Allegro из E-dur’ного концерта Баха в плане рубленой «капельмейстерской» ритмики, с чисто внешним характером исполнения, направленного на подчеркивание лишь ритмических ударений; когда в глубочайшем Adagio, — в котором Бах при всей огромной страстности и интенсивности выражения, нигде не переходит границ созерцательного стиля, в котором все, что приближается к «выражению чувств» исполнителя, прежде всего, не должно носить характера чувствительной мягкости, — когда вы вдруг слышите здесь сентиментальное придыхание и этакую сюсюкающую «закругленность» фразировки, с неумеренным, грубоватым глиссандированием, которая показалась бы преувеличением даже при исполнении «Испанских танцев» Сарасате, — то такое исполнение нельзя назвать иначе как грубым произволом.

Слушатель, любящий и понимающий музыку, в подобном исполнении вместо законченного произведения получает лишь обрывки музыкальных мыслей и искажение намерений композитора. Ибо одним темпераментом и «настроением» нельзя передать подлинную музыку великих классиков — Баха, Тартини, Бетховена, Брамса. Для

этого нужно нечто большее: музыкальная культура, подлинный художественный вкус, чувство стиля.

«Стиль» исполнения Фурера — это пошловатый, неглубокий, салонно-развлекательный стиль. Это общее «художественное» направление сказывается и на внешней манере игры — чересчур развязной — и в характере техники — недостаточно отточенной. Можно указать на такие недочеты, как «забалтывание» его по существу прекрасного технического аппарата (нужно отметить превосходную чистоту интонации), полнейший ритмический сумбур, небрежность в технике смычка. Это очень опасные моменты для исполнителя и если их вовремя не заметить и не исправить, они могут перерасти в подлинное бедствие, последствия которого для исполнителя трудно даже сейчас учесть.

Все, кто действительно ценит яркое дарование Фурера, были разочарованы этим концертом, — тем более, что это не первое неудачное его выступление за последние годы. Фурер совершит ошибку, если будет рассматривать этот концерт как очередную случайную неудачу. Он должен посмотреть глубже. Эта случайность — закономерна. Пошловатое, антихудожественное направление игры Фурера может привести его только к срывам и неудачам. Фурер обладает большим, крупным талантом. В его силах развить свое дарование. Он должен серьезно задуматься над своим художественным перевоспитанием, он должен серьезно работать над повышением уровня своей музыкальной культуры. Он должен стать художником-исполнителем, который с чуткостью подходил бы к своей ответственной задаче: по-новому истолковать, раскрыть и донести до советского слушателя реальное звучание тех музыкальных сокровищ, которые заложены в произведениях великих мастеров.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание