Выпуск № 3 (32) | 1936 - страница 23

как творческого, профессионального, так и самодеятельного искусства. Недостаточно сказать, что критика плоха и только. Нужно вскрыть причины и указать пути, как изжить все это.

Описание вместо борьбы, преобладающее в наших критических статьях, получается оттого, что наш критик не знает как следует советского творчества. Если не знаешь, не можешь ценить; не можешь ценить — не можешь направлять. И для нас было ясно, что настало время работать по-новому, и под знаком этого желания работать по-новому прошли последние пленумы музыковедческой секции, на которых была дана самая суровая оценка нашей критики и намечены новые задачи, новые пути.

Советская музыка борется против формализма во всех его видах. Формализм — это и есть ложь в искусстве. «Правда» ударила по «Леди Макбет» и «Светлому ручью» Шостаковича также и для того, чтобы он сумел стать на наши советские рельсы, так как он очень талантлив. Вопрос о творческом методе не устраняет вопроса о даровании. Литинский тоже формалист, но о нем как о композиторе «Правда» не написала. Существует мнение о том, что формализм — это «вывих таланта». Для иного композитора иногда бывает «лестно» попасть в формалисты. На самом деле и чаще всего формализм — прикрытие посредственности, иногда даже бездарности. Острецов просчитался, когда поставил вопрос о формализме на творчестве Литинского. Творческие вопросы надо ставить на талантливых произведениях. Прав был Цуккерман, когда взял для своего анализа «Туркмению» Шехтера (хорошее, талантливое, неформалистское произведение), и правильно сделала «Правда», когда говорила о Шостаковиче, так как это композитор талантливый.

Чем же объясняются ошибки Шостаковича? Поэт-революционер Шелли писал в предисловии к «Освобожденному Прометею», что им «руководило страстное желание преобразовать мир». Маркс говорил: «Философы объясняли мир так или иначе, а дело заключается в том, чтобы изменить его». И если для композитора прошлого это «страстное желание преобразовать мир» единично, то для советского художника оно является типичным и обязательным. Советский художник должен думать о том, в какую сторону будет преобразовывать мир то произведение, которое он создает, как оно будет влиять на людей, куда их поведет. И мне кажется, что у некоторых наших композиторов и, в особенности, у Шостаковича, нет этого страстного желания преобразовать мир, что единственно может составить основу подлинного советского творчества. Если отсутствие «желания преобразовать мир» затянуло Шостаковича в формалистское болото, то недостаточно яркое выражение этого же стремления к революционной переделке мира снижает положительное значение многих других, неформалистских произведений. Совсем недостаточно это желание проявляется в наших критических работах. В прениях по докладу Острецова о Шостаковиче я высказал мысль, что эта работа пригодится как справочник для музыковеда, но для нашего творческого движения она ничего не даст. Сейчас для нашего музыковедения вопрос жизни и смерти — может ли музыковед дать настоящие оценивающие a направляющие работы, или нет. Тов. Острецов сказал, что, по его мнению, никаких вопросов о жизни и смерти будто бы нет. Для меня действительно ясно, что это вопрос смерти для всего неталантливого и формалистического и вопрос жизни — для всего талантливого, советского.

Выступление тов. ХРЕННИНКОВА

Постановление от 23 апреля 1952 г. было ставкой на сознательность советского художника. Этого экзамена советские художники не выдержали. После 23 апреля молодежь устремилась на учебу. Перед нами встал вопрос об овладении мастерством, овладении техникой. Наступило увлечение западными современниками. Имена Хиндемита и Кшенека стали именами передовых современных композиторов. Стало сказываться влияние их на наше творчество. В то же время мы стали искать в советской музыкальной литературе произведений, которые были бы для нас образцами. Первым, что бросилось в глаза, была 1-я симфония Шостаковича, которая и до сих пор остается лучшим его сочинением. Оно оказало на молодежь большое и положительное влияние. После увлечения западническими тенденциями появилась тяга к простоте, подействовала работа в театрах, где требовалась простая, выразительная музыка. Мы росли, росло и наше самосознание, росло стремление быть по-настоящему советскими композиторами, людьми своей эпохи; сочинения Хиндемита перестали нас удовлетворять. Вскоре приехал Прокофьев с заявлением, что советская музыка — это провинциализм, что самым современным советским композитором является Шостакович. У молодежи наступило противоречивое состояние, вызванное, с одной стороны, личным стремлением к настоящей музыке, к тому, чтобы музыка была проще и понятнее массам, — и высказываниями таких музыкальных авторитетов, как Прокофьев, — с другой. В это тяжелое для нас время мы не видели поддержки ни от критиков, ни от союза. Критика писала хвалебные оды Шостаковичу. Единственно, кто оказал помощь, были педагоги. Я рассказывал Мясковскому о том, что Прокофьев считает советскую музыку провинциальной. И Мясковский отвечал: «Не обращайте внимания!»

Как молодежь реагировала на «Леди Макбет»? В опере есть большие мелодические куски, которые открыли нам некоторые творческие перспективы. Полную неприязнь вызвали антракты и многое другое. В общем, наша молодежь здорова. Известная часть подвержена формалистским влияниям, но это изживается, это не является принципиальной установкой.

Сейчас театр им. Немировича-Данченко организовал бригаду молодых композиторов и ведет с ними работу по подысканию либретто. Наша молодежь хочет по-настоящему отобразить свою эпоху.

Выступление тов. БРЮСОВОЙ

Статьи «Правды» вскрыли неблагополучие ведущей линии на нашем фронте. Они вызвали чувство освобождения от лжи и лицемерия. Таких громадных возможностей, как сейчас, у музыки никогда не было. Кружковцы Старожиловского района требуют подробных анализов музыкальных произведений, «чтобы понимать по-настоящему, что говорит музыка». Недавно мне пришлось видеть написанное в стихах либретто и отрывки из оперы, которую коллективно пишут кружковцы Козельского хора Западной области.

Но как научим мы понимать по-настоящему, что говорит музыка, если мы еще сами не научились и боимся учиться, боимся говорить об этом. Плохая вещь вульгаризаторство, но нельзя его победить,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание