Режиссер Д. Смолич удачно решил ночную массовую сцену на берегу Амура и по-молодому задорно сцену игры в снежки. Тактично и с большим эмоциональным напряжением сделан конец шестой картины — смерть Морозова. Но первая картина и сценически — самая неинтересная в спектакле. Постановщику не удалось преодолеть известной статичности в образе Морозова. Кое-что в работе Д. Смолнча натуралистично и просто преувеличено; вампукой отдает сцена пожара — все тревожно всматриваются вдаль, а горит-то рядом, на самой сцене; постановщик не смягчил, а напротив, «пережал» мелодраматические страдания Алеши в пятой картине. Зато очень удачно обрамляют спектакль пролог и коротенький «весенний» эпилог.
Дирижер И. Зак — подлинная душа спектакля. Он сумел выявить самое ценное в партитуре Г. Шантыря, добился отличного звучания оркестра, слаженности ансамблевых эпизодов. Очень помогает он и солистам-певцам. Однако здесь самое больное место спектакля. Голоса многих исполнителей оставляют желать лучшего. Если можно и должно помянуть добрым словом К. Сидорову (Тоня), Н. Климина (Валька), В. Павлова (Махотин), то, скажем, Н. Гусев (Алеша) поет горлом, звук у него зажат, тембр моментами просто неприятен; у А. Суханова (Морозов) нет плавных переходов от piano к forte. Недостаточен вокальный материал у А. Матвеевой (Клава) и В. Полякова (Сергей). Молодому оперному коллективу предстоит большая работа над вокальным совершенствованием своих солистов.
Художник спектакля Е. Чемодуров лучше всего выполнил пролог, эпилог и сцену на берегу Амура. Интерьеры же у него значительно менее интересны
***
Опера С. Прокофьева «Война и мир» появляется в репертуаре все новых театров. После Ленинградского Малого оперного театра ее поставил Киевский театр оперы и балета, а недавно, наконец, она зазвучала и в Москве со сцены театра им. К. Станиславского и В. Немировича-Данченко. Две последние постановки были показаны на втором туре Всесоюзного фестиваля.
Они очень различны по своему духу и характеру. Каждый из театров «прочел» оперу по-своему. Киевский театр воспроизвел ту редакцию, в которой опера была поставлена Малеготом, и со всеми купюрами, сделанными в Ленинградской постановке. Отсутствуют картины в кабинете у Пьера и в занятой французами Москве, чуть ли не наполовину сокращена картина у Долохова (здесь купирована песня Балаги и почти совсем «упразднена» Матреша). А от последней картины («Смоленская дорога») оставлены только несколько начальных страниц — метель, да еще заключительный апофеоз.
Это далеко не бесспорная операция! В итоге ее сюжетная линия фактически прерывается где-то на середине оперы; исчезают и Элен, и Курагин, и даже Пьер. По существу, после картины у Ахросимовой начинается некое новое сочинение — очень фрагментарное и лишь слабо связанное со всем предшествующим (исключение здесь — только сцена в Мытищах).
С авторами киевской редакции хочется спорить не только потому, что выпущены некоторые жемчужины прокофьевской музыки (достаточно напомнить хотя бы песню Балаги!). Гораздо важнее, например, что устранение сцены в кабинете Пьера оставляет незавершенным образ Анатоля — не только сластолюбца, но и труса, подлеца. А это, в свою очередь, неоправданно «смягчает» значительность душевной ошибки Наташи. Точно так же полное сокращение партии Платона Каратаева не только лишает слушателя возможности насладиться находкой Прокофьева «Не тужи, соколик», но также и оставляет недописанным образ Пьера.
Бережное отношение к целостности прокофьевской оперы — одна из больших заслуг авторов московского спектакля. Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко сумел добиться компактной группировки картин, в результате чего двухвечернее произведение вполне укладывается в рамки обычного большого оперного спектакля. Благодаря этому слушатели смогли впервые познакомиться со многими превосходными эпизодами прокофьевской оперы.
Характер редакций наложил отпечаток и на сценический облик каждого из спектаклей. Киевский театр поставил основной акцент на народно-историческом элементе
произведения. Лучше всего здесь звучат грандиозные оркестровые эпизоды, монументальные хоры, заключительная сценаапофеоз. Надо отдать должное дирижеру А. Климову и хормейстерам В. Колеснику и М. Венедиктову — эти эпизоды поставлены в характере мощных музыкальных фресок. В московской постановке все это намного скромнее по звучанию, а конец последней картины и в музыкальном и в зрелищном отношении оставляет более бледное впечатление.
Зато киевлянам гораздо меньше удались интимно-лирические картины. В киевском спектакле наиболее цельный образ создала Б. Руденко (Наташа). Если внешние данные артистки лишь отчасти соответствуют облику Наташи Ростовой, то в вокальной передаче Наташи Б. Руденко многое покоряет. В пении артистки, в самом тембре ее голоса есть нежность, трепетность и обаяние молодости. По-толстовски сердечна и полна душевной искренности Н. Миссина (княжна Марья). Напротив, Б. Лузин (Андрей Болконский) производит впечатление преимущественно своим красивым голосом. Глубокий ум Андрея, его воля, благородная сила его любви к Наташе выражены исполнителем менее отчетливо, чем этого хотелось бы. В образе Пьера (В. Борищенко) подчеркнуты его милая доброта и наивная отзывчивость, но не самое главное — подлинная возвышенность его души. Аналогично и в образе старого Болконского (С. Иващенко) акцентированы скорее нарочитая чудаковатость, чем яростная озлобленность, лишь внешне принимающая обличье шутовского самодурства.
Анатоль Курагин (В. Тимохин) сценически и в вокальном плане вполне рельефен. Может быть, даже слишком. Но это не вина артиста; при недостаточной очерченносги образов Андрея и Пьера, Анатоль невольно становится едва ли не центральной фигурой первой половины спектакля.
Очень эффектен бал у екатерининского вельможи, но значительно менее интересна сцена у Элен, где, кстати сказать, графиню Безухову во время бала почему-то укладывают на кушетку в позе мадам Рекамье. Это уже противу всех светских правил, хотя бы и в известном своим «вольным обращением» обществе Элен!
Во второй половине спектакля почти портретен Наполеон (Н. Шостак), но лишь отдельными внешними чертами схож с историческим оригиналом Кутузов. Исполнитель этой важной роли М. Роменский оттеняет черты душевной теплоты старца Кутузова и гораздо менее подчеркивает скрытые за внешней дряхлостью могучий интеллект и волю великого полководца.
Самое ценное в московском спектакле «Война и мир» — пронизывающий его тонкий аромат толстовского романа - — то, что является замечательнейшим достижением и музыкальной драматургии Прокофьева. Это ощущается в нежном очаровании, с каким звучит первая картина-ноктюрн — в «Отрадном», и в пленительной грации вальса во второй картине — не пышно дворцовой, как у киевлян, но скорее несущей в себе уют старинного барского особняка. В этом вальсе цепи танцующих словно подчинены прихотливо изящному рисунку прокофьевской мелодии. Колорит романа Толстого чувствуется и в сцене у Элен, где на фоне светски элегантных декораций с такой трогательной, почти детской наивностью звучит восторженное ариозо Наташи «Чудо, как хороша!»
Сосредоточив свои усилия на воссоздании «толстовской атмосферы», постановщики спектакля Л. Баратов и П. Златогоров многого достигли в сценической портретизации главных персонажей произведения. Очень убедителен их Андрей Болконский (Л. Петров). Черты страстного интеллектуализма,— не сухого, а неразрывно связанного с миром чувств, — красной нитью проходят в образе Андрея вплоть до потрясающей сцены в Мытищах, где постановщики, нарушив уже складывающуюся традицию, совсем притушили звучность знаменитого «И пи-ти, пи-ти...» (оно доносится издалека, словно слышится в полусне), но довели эмоциональную насыщенность до предела.
В первой части московского спектакля соседствуют и переплетаются как бы два основных «ансамбля». Один — это Андрей, Наташа (Г. Зенкова) и Соня (Ж. Палаева), Пьер (Н. Коршунов), великолепная — и властная, и сердечная — Ахросимова (Т. Янко); другой — совсем холодная (тут бы хотелось чуть больше актерского обаяния) Элен (К. Белевцева), наглый «светский обольститель», трус и корыстолюбец Анатоль (В. Радзиевский), острым штрихом очерченный Долохов (С. Ильинский),
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
Содержание
- Содержание 3
- Знаменательное десятилетие 5
- Песнь — в боевом строю 9
- О нашей военно-духовой музыке 15
- Несколько мыслей о творчестве белорусских композиторов 20
- А. Спадавеккиа и его опера «Овод» 25
- Третья симфония Н. Пейко 37
- Две сонаты Н. Ракова 42
- Новый квартет М. Марутаева 45
- Размышления о джазе 48
- Годы изгнания 53
- «Мейстерзингеры» и оперная реформа Вагнера 62
- Оперы Вагнера на Петербургской сцене 69
- На оперных спектаклях фестиваля 77
- «Лебединое озеро» в Челябинском театре 82
- «Весна поет» Д. Кабалевского 83
- «Боевое крещение» 87
- Новая армянская опера 91
- Оркестр Ленинградской филармонии 95
- Музыка по телевидению 101
- Из концертных залов 104
- Вологодские частушки 119
- С пленума украинских композиторов 126
- Декада советской музыки Казахстана 128
- О музыкальной жизни Перми 129
- На Дальнем Востоке 131
- В столице Бурят-Монголии 133
- К 80-летию Зденка Неедлы 136
- По поводу некоторых выступлений польских критиков 139
- Священная какофония 144
- Музыка Кубы 147
- Песня, обращенная к сердцу 150
- Советская музыка в Корее 152
- Письмо из Лондона 153
- По страницам музыкальных журналов 154
- Польская газета «Джаз» 157
- На конкурсе вокалистов в Тулузе 158
- «Воспоминания о Рахманинове» 159
- Детям о классиках 161
- Коротко о книгах 162
- Новые пластинки 164
- Хроника 166