Выпуск № 5 (198) | 1955 - страница 23

пасы советской музыкальной литературы в магазинах, тогда как произведения советской литературы, живописи быстро раскупаются и даже музыковедческая продукция находит свой спрос. Композиторы все еще не нашли верных путей к насущным потребностям слушателей, все еще замкнуты в своих профессиональных предрассудках, мало стремятся к простоте души и сердца.

Далее оратор перешел к вопросам музыкальной эстетики. Он отметил ее отставание, вредные попытки вырвать музыку из круга других искусств, обособить ее. На словах никто не отрицает связи музыки с жизнью, но на деле ее отрицают и музыковеды, и композиторы, чурающиеся связи музыки с жизнью через интонации речи, звуки природы: они не хотят понять, что композиторский слух прежде всего должен быть обращен к жизни, а не к музыкальным звукам. В наше время, насыщенное (особенно в больших городах) антиэстетическими шумами, необходима строжайшая эстетическая культура слуха для того, чтобы создать красивую, изящную музыку. Музыкант, если его не оскорбляют уличные шумы или крикливая, однообразная речь, не сможет создать ничего подлинно прекрасного, будь он трижды талантлив.

В проходившей недавно в Ленинграде жаркой дискуссии о трех новых симфониях и «симфонисты», и их противники были неправы в одном: ни те, ни другие не прилагали действенных усилий к становлению простой, сердечной и доступной симфонии. Одни не слишком хотели ее, другие не слишком верили в возможность таковой.

— Порой у нас глушатся, усекаются самые свежие, естественные ростки такого симфонизма. Так было со Скрипичным концертом В. Бунина. — произведением, которое при значительных недостатках формы отличалось поэтичностью переживаний, красотою музыки. Концерт не понравился авторитетам — и его замолчали, просто «скинули со счетов». И на нынешнем пленуме Концерт Г. Галынина, полный интересных выдумок и кунстштюков, но эмоционально бедный, оценен высоко, а Концерт Д. Федова, незрелый, неуравновешенный, но неотразимо привлекающий поэзией, любовью к природе, народной песне и танчу, расценивается, как нечто незначительное. Я был глубоко огорчен тем, что некоторые «запрофессионалившиеся» музыканты так невысоко ценят поэзию человеческого сердца. Таких композиторов у нас упрекают и в провинциализме, и в сентиментализме, и в невладении формой, и в недостаточной симфоничности, и в подражании Чайковскому, и т. п. Я — за вкус к простому, непритязательному, душевному, напевному, поэтичному, а не за вкус к блестящим, но холодным выдумкам, к «интересному», к культу музыкальных острот и пряностей, указывающих на утомленность душевного пищеварения.

— Бесконфликтность в литературе, — продолжал оратор, — была представлена произведениями, не лишенными столкновений противоположных начал; не было только непрерывного развития этих начал внутри человеческих эмоций и поступков. То же мы находим в наших симфонических произведениях. Быть может, высшее, что завещали нам классики, заключается в диалектике не только крупных, но и мелких соотношений (вспомним темы Бетховена). Таким развитием слишком часто пренебрегают наши симфонисты, предпочитая сколачивать свои произведения из «крупных блоков».

Один пример — Вторая симфония О. Тактакишвили, импонирующая размахом; в ней есть и столкновение героического с лирическим, и нарастания, и затихания. Однако постоянно повышенный тон свидетельствует о поверхностности: он способен убить подлинную конфликтность в зародыше, он заранее предрешает исход. Непосредственного развития не ощущается: сначала — тезисность построения, потом тезисы попросту излагаются и наращиваются. Второй пример — Седьмая симфония Я. Иванова, привлекающая своеобразной сочностью (особенно оркестровой). В ней и образы здоровья, трудолюбия, непосредственные соприкосновения с природой, бытом. И опять вредит повышенный тон, эмоциональное беспокойство.

Для нас особо важны те традиции классиков, которые обусловили жанрово образный и эмоционально устойчивый характер отдельных частей симфонии. Залог богатства эмоций — в стойкости, определенности эмоционального тона каждой части; а с другой стороны, постоянство наиболее убедительно, когда оно завоевывается в непрерывной борьбе противоречий, в переливах контрастных эмоций. К такой эмоцио-

нальной радужности композиторы должны быть особенно чутки.

Классические произведения, действительно, подобны алмазам: свет жизни дробится в их гранях и играет всеми красками; многие же современные произведения подобны скорее сильным лампам, свет которых сначала возбуждает, а потом надоедает своим однообразием; это от нарочитости, искусственности, от недостатка непосредственных отражений жизни.

Последний критерий музыки всегда лежит за ее пределами. Критика музыки, будучи последовательной, всегда переходит в критику отношения композитора к реальному миру. Мастерство композитора — лишь средство для выполнения его творческих желаний.

Одна из важнейших задач — укреплять связь музыки с жизнью, прежде всего через эстетическую культуру слуха, настойчиво ищущего правды и красоты. Другая важнейшая задача — воспитание чувства, культура эмоций, красивых, непосредственных, богатых тем, чем богата жизнь.

Шарж
Ю. Шапорин

Композитор Ю. Шапорин (Москва) в начале своего выступления резко возразил выступавшему до него оратору.

— Я был крайне удивлен и вместе с тем возмущен многими заявлениями и выводами Ю. Кремлева. Не имея возможности ответить на них, я тем не менее должен защитить дорогую для всех советских музыкантов память Н. Я. Мясковского. Мне также непонятно в речи Ю. Кремлева косвенное оправдание книги Т. Ливановой, написанной грубо пристрастно и ставящей под сомнение высокий моральный облик покойного Николая Яковлевича Мясковского.

Далее Ю. Шапорин обратился к характеристике произведений, исполненных на пленуме. Он горячо отозвался о Симфониетте Б. Чайковского, отметив красоту и образность ее тем, изящество формы, юношескую свежесть, прелестную инструментовку.

Высоко оценил он музыку балета «Спартак» А. Хачатуряна, в которой счастливо сочетаются мелодическое богатство и красочный гармонический наряд, щедрость и блеск оркестровых красок и неуемный темперамент.

— Оратория «День моей Родины» А. Мачавариани подкупает своими лирическими страницами. Но лирика не «закрывает» собою героическое и жанровое начало, которым столь богата Оратория. Автор отлично владеет хоровым письмом: звучность хора естественна и богата красками. Жаль только, что хор мальчиков, ставший необходимым атрибутом многих кантат и ораторий, выступил в произведении А. Мачавариани только в одном небольшом эпизоде — милой детской песенке. На мой взгляд, это излишнее роскошество.

Оратор отметил отличное исполнение трех названных произведений дирижером А. Гауком.

Затем он остановился на Десятой симфонии Д. Шостаковича.

— Симфония эта продолжает находиться в фокусе нашего внимания, порой заслоняя обсуждение других произведений и тем самым создавая своего рода аберрацию — будто вне Д. Шостаковича нет симфонической музыки.

В Десятой симфонии композитор рисует трагедию наших дней. Если в комедии нам нужны свои Гоголи и Щедрины, то не менее того нам нужны и свои Шекспиры. Зная чуткость и правдивость музы Д. Шостаковича, надо ли удивляться, что глубокий художник не мог пройти мимо возможной катастрофы, которая угрожает сейчас миру? Если трагедия Гамлета или короля Лира не перестает трогать нас, то остро чувствующий и правдивый художник не

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ШаржЮ. Шапорин

Содержание

Шарж
Ю. Шапорин