Выпуск № 5 (198) | 1955 - страница 18

некоторые из них уже закончены: «Заря над Двиной» Ю. Мейтуса, «Милана» Г. Майбороды, «Олекса Довбуш» С. Людкевича, балет «Сорочинская ярмарка» В. Гомоляки.

Впрочем, это последнее заявление Ф. Козицкого прозвучало неубедительно, ибо развитие оперного творчества неразрывно связано с развитием симфонической музыки.

Далее оратор отметил, что в концертах пленума очень мало было показано ярко национальной русской музыки, близкой песенному творчеству русского народа. Не были исполнены, например, лучшие произведения русских композиторов, написанные к 300-летию воссоединения Украины с Россией (Кантата Л. Книппера, Симфоническая поэма С. Василенко).

Ф. Козицкий высказал ряд критических замечаний о Десятой симфонии Д. Шостаковича. Он считает это произведение двойственным: «С одной стороны, автор широко использовал новый музыкально-образный язык, найденный им в "Песни о лесах", с другой стороны, он не преодолел форм музыкального мышления, типичных для прошлого периода его творчества». Захваливание этой Симфонии нашими музыковедами, по мнению оратора, неверно ориентирует композиторскую молодежь; в качестве примера ошибочной тенденции молодого автора, отклонившегося от реалистического пути, Ф. Козицкий привел Симфонию Карена Хачатуряна.

Полемизируя с музыковедом М. Друскиным, Ф. Козицкий безосновательно приписал ему попытку призвать к «разрушению» существующих симфонических форм. При этом оратор явно смешал понятия структуры, схемы произведения с гораздо более сложным и многогранным понятием художественной формы.

Ф. Козицкий высоко оценил «Праздничную увертюру» Д. Шостаковича, оратории Э. Тамберга и А. Бабаева. Ораторию А. Гаршнека он критиковал за излишнее тяготение автора к речитативной форме, ведущее к обеднению хоровой партии, а также за бесконтрастность музыки, нагоняющую на слушателей скуку.

Приветствуя развитие творческих дискуссий, Ф. Козицкий резонно протестовал против неверной практики наших концертных организаций исключать произведение из программ, если оно подверглось критике на пленуме. Мы собираемся, сказал он, для творческой дискуссии, товарищеского обсуждения и помощи друг другу, а не для административного решения судьбы того или иного произведения.

В заключение Ф. Козицкий призвал композиторов создать ярко реалистические произведения, посвященные пятидесятилетию Революции 1905 года. Он напомнил также о приближающемся в 1957 году сорокалетии Великой Октябрьской социалистической революции, которая должна быть достойно отображена в советском, музыкальном творчестве.

Композитор Н. Жиганов (Казань) отметил, что в докладе Л. Данилевича, в целом содержательном, не хватало остроты и прямоты: следовало, например, более критично оценить Симфонию В. Гомоляки — произведение сырое, бледное. Не удались В. Трамбицкому «Сталинградские картины». Автор хорошо владеет оркестром, но он легко отнесся к большой теме. В этом произведении не слышишь замечательных волжских песен, не чувствуешь настроения народного праздника. Говоря о Симфонии К. Хачатуряна, докладчик мог бы назвать вещи своими именами: в ней есть следы влияний формализма, и это надо прямо сказать молодому композитору.

Оратор критиковал также Фортепианный концерт Г. Галынина, в котором он признал удачным только финал.

— Пробелом доклада, — сказал далее Н. Жиганов, — было невнимание к «зоне пентатоники», к музыке Татарской, Чувашской, Башкирской, Марийской, Бурят-Монгольской республик. Творческое развитие пентатоники — важная теоретическая проблема. В Татарии созданы два удачных фортепианных концерта — Р. Яхина и А. Лемана. Р. Яхин смелее решает проблему пентатоники, А. Леман осторожнее подходит к ней, но у него богаче фактура, гармония. Еще более интересно, творчески смело развиваются национальные традиции в современном народном творчестве Татарии. В этом отношении народ обгоняет нас, композиторов.

Из прослушанных произведений. Н. Жиганов выделил Симфонию-легенду С. Разоренова — произведение искреннее, но не-

сколько затянутое в последнем разделе, Симфонию Э. Каппа, симфонии Л. Ходжа-Эйнатова и О. Тактакишвили. В «Импровизациях на албанские темы» Л. Книппера автор скромными оркестровыми средствами достиг большого художественного результата. Понравились Концерт для скрипки Э. Бальсиса и некоторые другие произведения молодых композиторов.

Н. Жиганов горячо поддержал Фортепианный концерт Р. Щедрина. Некоторые музыканты, сказал он, оскорблены звучанием русской частушки «Семеновна» в фортепианном концерте. Меня же Р. Щедрин этим обрадовал. Нам не к лицу бояться демократических традиций.

В заключение оратор остановился на недостатках оркестровки в ряде исполненных произведений. Грохот оркестра, обилие ударных, злоупотребление медью нередко вызывали утомление; многие композиторы хотят уже с первых тактов своей музыки оглушить слушателя, чтобы он ничего не понимал. А ведь музыка должна доставлять эстетическое наслаждение. Чтобы показать душевную красоту советского человека, вовсе не следует шуметь во весь оркестр!

Надо инструментовать так, чтобы наши произведения можно было исполнить в любом периферийном оркестре, а не только там, где имеется тройной состав. Об этом нельзя забывать, если мы стремимся писать для широких масс слушателей.

— Одиннадцать симфоний, прослушанных на пленуме, — сказал композитор В. Волошинов (Ленинград), — позволяют сделать некоторые выводы о положении дел в советском симфонизме. Мне кажется, что только Д. Шостакович и Л. Ходжа-Эйнатов нашли в своих симфониях форму выражения, адекватную замыслу, и полностью раскрыли свои намерения (хотя содержание Десятой симфонии Д. Шостаковича мне представляется не лишенным противоречий).

Остальные симфонии (в том числе и программная симфония Г. Рзаева «Бабек») построены, по мнению В. Волошннова, одинаково: первая часть — героико-драматическое аллегро с большей или меньшей дозой лирики; вторая — скерцо, рисующее жанровую сцену либо, как пишется в аннотациях, «радость труда»; третья часть — горестные размышления о погибших и финал — народный праздник.

Почему такое однообразие замыслов? Ведь находили же классики, скажем, в медленных частях симфоний и героические образы, и пасторальные, и траурные, и многие другие. Скерцо, мы знаем, может быть не только веселое, жанровое, но и драматичное, мужественное. Создается впечатление, что некоторые композиторы, приступая к сочинению симфонии, исходят не из стремления раскрыть глубоко продуманную идею, а из задания написать четырехчастное произведение для оркестра по некоему готовому рецепту.

В. Волошинов резко полемизировал с Ф. Козицким, в выступлении которого прозвучала мысль, будто схема и форма в музыке — одно и то же.

— После этого выступления, — сказал В. Волошинов, — становятся понятны причины отставания украинской симфонической музыки. Мы не за бесформие, но в каждом отдельном случае необходимо такое решение формы, которое обусловлено данным конкретным замыслом, подсказанным жизнью.

— С моей точки зрения, не существует «проблемы финала», — продолжал оратор, — о которой говорил докладчик, а существует проблема общего симфонического замысла. Если композитор нашел верный план музыкального произведения, в котором финал является логичным и необходимым выводом, тогда ему сравнительно легко будет написать финал; тогда финал не окажется неким «привеском», как это порой бывает.

Далее В. Волошинов говорил о композиторском мастерстве, указав, что во многих прослушанных сочинениях наблюдаются длинноты, многословие, нет смыслового центра и главной кульминации. Расплывчатость формы и одноплановость образов ослабляют силу воздействия музыки. Так, в сюите В. Трамбицкого следующая за монологом матери часть начинается бойкой частушкой, которая вскоре расплывается в медленную музыку; отсутствие контрастов отрицательно сказывается на восприятии.

Надо приветствовать более смелое обращение молодых русских композиторов к народно-национальной тематике. Творческий подход к народному материалу приводит к очень хорошим результатам. Оратор отмечает, в частности, большой успех Фор-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание