ФЕЛЬЕТОН

Музыкальная шкатулка

Заседательская тишь

Шло очередное заседание Секретариата Союза композиторов. По самым скромным подсчетам, это было трехсотое заседание, и вполне вероятно, что его могли отмечать как юбилейное. Но музыкальная летопись за такими фактами не следит…

Итак, шло очередное, обычное заседание Секретариата с обычной повесткой дня и обычным неполным составом присутствующих. Новые музыкальные произведения не рассматривались, но уже были разобраны вопросы о распределении путевок в Дома творчества, о выдаче единовременных пособий, о прокате музыкальных инструментов и другие, не менее важные.

— Ну что же, — устало сказал председательствующий. — Перейдем к семнадцатому вопросу повестки?

Это был, можно сказать, несгибаемый, кочующий из заседания в заседание вопрос о плане работы Секретариата. На сей раз он как будто обещал закруглиться — консультанты и референты подработали его, увязали, и план был представлен на утверждение.

Все шло очень гладко. И вдруг…

— Позвольте, — послышался чей-то испуганный голос. — В плане пропущена одна существенная деталь!

— Ну, какая там еще деталь! — недовольно заворчали заседающие. — В чем дело?

— Пленум! О предстоящем пленуме Союза композиторов забыли.

После долгой и тягостной паузы было принято единогласное решение: вопрос о плане перенести на следующее заседание…

— Ох, и устал же я, — сказал один секретарь другому. — Давайте-ка проветримся, ну, хотя бы в столовую зайдем.

И они пошли по соседству — в Центральный Дом композиторов — каждый со своими мыслями и настроениями. Один из них был Оптимист, другой — Пессимист.

— Давно я, признаться, сюда не заглядывал, — сказал Пессимист. — Наверно, все тут попрежнему — тишь да гладь…

— Нет, что вы, помилуйте! — возразил Оптимист. — Здесь разворот работы, пожалуй, не меньше, чем у нас в Секретариате. Да вот, извольте сами убедиться!

И, подхватив собеседника под руку, он повлек его к двум деревянным щитам, на которых вывешиваются объявления о различных мероприятиях Дома композиторов.

— Видите?

— Вижу, — сказал Пессимист,— Загородная экскурсия. Лекция «Реактивный двигатель». Билеты на футбол. Действительно, необычайно широкие мероприятия!

— Хорошо, друг мой, подождите иронизировать. Ведь это только часть работы. Гляньте, какое оживление возле концертного зала.

— Да, в самом деле, — удивленно сказал Пессимист. — Смотрите, пожалуйста, и зал битком набит! Здесь что же, сегодня будет прослушивание музыкальных новинок?

— Сегодня «Тарзан в западне», — ответил сочный баритон из переполненного зала.

Оптимист развел руками и улыбнулся широкой, лучезарной улыбкой.

— Что же, — оказал он. — Не все же музыку слушать, полезно и кинофильмы посмотреть. Пошли дальше!

И они зашагали по коридорам Дома композиторов.

— Уж можете мне поверить, — говорил Оптимист. — За каждой дверью здесь происходит что-нибудь творческое, значительное. Впрочем, смотрите сами.

И он приоткрыл первую попавшуюся дверь.

— Для того, чтобы плиссе на платье выглядело изящно, — послышалась оттуда размеренная

лекторская декламация, — и если к тому же мы намечаем расклешенный фасон…

— Что же вы так нехорошо усмехаетесь? — укоризненно сказал Пессимисту обиженный Оптимист.

— Ну да, это один из наших шести кружков кройки и шитья. Не все же одной только музыкой заниматься. Давайте-ка заглянем вот сюда…

— От двух бортов в угол! Да не говори ты мне под руку…

— Что же, — назидательно промолвил Оптимист, — в нашем деле и биллиард несет творческую нагрузку. Ну, в ту дверь можем не заглядывать — там занимается один из семинаров для самодеятельности.

— А тут что? — спросил Пессимист, внимательно приглядываясь и прислушиваясь. — Ого, какие клубы табачного дыма ползут из замочной скважины! И — тишина. Вот здесь, наверно, идет деловое творческое заседание.

— Вот на сей раз вы ошиблись, мой друг, — грустно сказал Оптимист. — Уж я знаю: это наши песенники и хоровики молча сидят и присматриваются друг к другу. С тех пор, как их слили воедино, они только этим и занимаются.

— А творческая продукция?

— Видите ли, раньше песенники жаловались, что новых хороших песен маловато. Хоровики сетовали, что с хорошими хорами туговато. А теперь они вместе плачут, что и с песнями, и с хорами слабовато.

Собеседники задумчиво поглядели друг на друга.

— Да, так-то вот, — сказал Пессимист, качая головой,— Живем от пленума к пленуму. Можно сказать, дремлем. А к пленуму начнется аврал, и страшно даже подумать, какая музыкальная лавина обрушится на наши барабанные перепонки! Ненормально все это…

И Оптимист, снова обретая свой бодрый, жизнерадостный вид, воскликнул с жаром:

— Знаете что? Давайте поставим этот кардинальный вопрос на следующем заседании Секретариата!

Нечто о фактуре

Говорят, на вкус и цвет товарища нет.

Мы не собираемся производить глубокую ревизию этой мудрой поговорки, но приходится заметить: применительно к оценке музыкальных произведений она приводит подчас к самым странным и неожиданным результатам.

Дело было в Баку. Композитор Никольская написала фортепианный концерт и представила его на суд местного отделения Союза. Концерт был встречен дружным хором одобрений:

— Превосходно! Какой богатый материал! Какая добротная фактура! Автора смело можно поздравить с творческой удачей!

Не успели отзвучать приветственные клики, как из Москвы в Баку прибыл секретарь Союза композиторов Кирилл Молчанов. Прослушав концерт Никольской, он поморщился и сказал:

— Д-да! Фактура, пожалуй, ничего, вроде как подходящая. Но вот материал… Нет, братцы, с материалом что-то не совсем ладно.

Дальнейшая судьба произведения решалась в Москве.

Комиссия по руководству творчеством композиторов союзных республик слушала и решила:

— Материал концерта Никольской хорош, но с фактурой что-то неладно. И пусть автор дотянет неудавшийся финал концерта до уровня удавшейся первой части.

В бывшем Радиокомитете заключили:

— Материал и фактура подходящие. Но пусть автор дотянет неудавшуюся первую часть концерта до уровня удавшегося финала.

И наконец, в бывшем Комитете по делам искусств судили и порядили:

— И фактура, и материал, и вообще весь концерт от начала до конца никуда не годятся.

Можно представить себе, какие ясные творческие горизонты распахнулись перед автором, произведение которого получило столько оценок, решительных, безапелляционных и… взаимно исключающих друг друга!

Впрочем, иногда приходится наблюдать обратное явление: во вкусах (о которых не спорят) и в критических оценках музыкальных произведений вдруг обнаруживается поразительное, трогательное единодушие. Так бывает, к примеру, в комиссии музыки для детей и юношества.

Остановитесь у ее дверей и прислушайтесь. Какие горячие аплодисменты, какие дружные крики «браво» несутся оттуда! Вы думаете, там идет публичный концерт? Нет, это происходит обычное заседание комиссии в обычном стиле. Раухвергер аплодирует Тиличеевой, в то время как она хвалит Жарковского. А Жарковский поет дифирамбы Попатенко, в то время как последняя кричит «браво» Раухвергеру.

Здесь надо отметить в скобках одно странное обстоятельство: песен для детей сочиняется множество, а дети почему-то упорно поют песни для взрослых.

Размышляя обо всем сказанном выше, приходишь к заключению, что музыкальные оценки имеют в иных случаях удивительно широкий музыкальный диапазон: от полной критической какофонии до сахарной гармонии.

Р. Мажоров

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

ФЕЛЬЕТОН

Музыкальная шкатулка

Заседательская тишь

Нечто о фактуре

Р. Мажоров

Содержание