САТИРИКОН

Музыкальная шкатулка

1. Искатель славы

Композитор Анемподист Дюбеков, музыкальная звезда восьмой величины, работает в жанре массовой песни. Популярность у него не очень широкая. Из полутора десятка произведений, которые он написал, только два получили некоторую известность. Одно из них называется «Выпьем, товарищи!», а в другом привлекает своей искренней взволнованностью лирический припев:

Где он, желанный? Да где же мой друг-то?
Дайте гармонь! Запою!
Ах, пощадите, товарищ инструктор,
Девичью пылкость мою!

Анемподисту ужасно хочется сломать, раздвинуть тесные рамки своей композиторской славы. И лучшее средство для этого он видит в том, чтобы неутомимо и как можно чаще выступать на так называемых творческих встречах со слушателями. Но у него на сей счет имеются особые соображения. Как-то в кругу своих ближайших коллег он сказал приосанясь:

— Я люблю оставаться наедине с народом.
— Это как же так, «наедине»? — спросили коллеги.
— А так! Чтоб только народ — аудитория, значит, — и я. И больше чтоб никого. Терпеть не могу, когда вместе со мной выступают всякие музыкальные соглядатаи. У меня от них творческий стимул падает. Скованность какая-то получается. То ли дело, когда выступаешь один, да еще перед скромной, неизбалованной аудиторией!

Недавно Анемподисту повезло. Он каким-то образом устроил себе совершенно самостоятельный творческий вечер и остался «наедине с аудиторией» в большом заводском клубе...

На другой день он с увлечением рассказывал каждому встречному:

— О, это было грандиозно! Какой успех! Какое полное художественное слияние творца и слушателя!

Творец, мягко выражаясь, преувеличивал. Это было не совсем так. Вернее, совсем не так. Вот как это было...

Выйдя на эстраду и раскланявшись с игривой непринужденностью матерого конферансье, Анемподист открыл вечер рассказом о своей творческой биографии. Все шло очень прилично и гладко до тех пор, пока он не ударился во фронтовые воспоминания. Из этих воспоминаний вытекало, что композитор был рядовым бойцом-кавалеристом и многие свои песни писал в походах, без отрыва от седла.

— Как сейчас, помню одну атаку в конном строю, — рассказывал Анемподист-кавалерист. — Я натянул шенкеля, конь бешено закусил их и рванулся...

В зале послышалось беспокойное движение. Сидевший перед самой эстрадой пожилой, бравый усач с широкой орденской колодкой на груди простодушно и громко засмеялся.

— Люблю веселую аудиторию, — бойко сказал Анемподист. — Непринужденное общение — лучший залог контакта. Может, вы посвятите нас в тайну вашего «ха-ха»?

— Я насчет шенкелей, товарищ композитор, — сказал, давясь от смеха, усач. — Как это у вас... «Натянул шенкеля, а конь закусил их»? Шенкеля-то — вот они где! — И он энергично похлопал себя по ляжкам.

— Ну и что ж тут такого? — развязно сказал Анемподист. — Ну, оговорился случайно. Какие могут быть счеты между нами, старыми кавалеристами!
— Эх, браток, браток, — укоризненно вздохнул общительный усач. — Ну, какой же ты кавалерист? Я ж тебя знаю, ты в нашей конной части в ансамбле песни и пляски служил.
— М-да, — растерянно сказал Анемподист. — Ну что же, давайте перейдем к собственно музыкальной части.

Надо воздать должное композитору. Он оказался обладателем довольно приятного голоса. И вполне квалифицированно сам себе аккомпанировал на рояле. Но его произведения, которые он исполнял, отличались странным и удивительным свойством: чем дальше шла в них музыкальная разработка вопросов о девичьей пылкости и застольной дружбе, тем явственнее отражалось в глазах слушателей затаенное желание:

«Спел бы ты, дружок, хорошую, горячую песню о холодной штамповке массовых песен!»

Но вместо этого Анемподист пустился на хитрость. Он решил подогреть аудиторию и вперемежку со своими произведениями «невзначай» подсунул несколько песен Соловьева-Седого. Правда, он не утверждал определенно, что является их автором. Но из всех его экивоков както так выходило, что ежели он этим песням даже и не родной отец, то уж во всяком случае крестный.

В заключение Анемподист исполнил свою собственную новую песню, которая называлась «Студенческая лирическая»:

Ах, что ты, милый! Милый, что ты!
Передо мной лежит конспект.
Не раньше, чем досдам зачеты,
К тебе я выйду на проспект.

С эстрады Анемподист ушел, провожаемый вежливыми, жидкими хлопками. Только какая-то юная участница местной художественной самодеятельности долго и одиноко била в ладоши. На нее произвели неотразимое впечатление парчевый галстук и живописная шевелюра композитора.

...Все это было, очень красочно описано в подробном письме, полученном через несколько дней от группы слушателей. Бедный Анемподист! Как видно, в тощий венок его славы эта творческая встреча не прибавила ни одного лаврового листка.

2. Знахарь-вокалист

Вы, наверно, когда-нибудь встречали его. Он постоянно околачивается в различных музыкальных организациях. Это маленький старичок-боровичок, подвижной, юркий, с веселыми голубым и глазками и мохнатый до чрезвычайности: пушистые седые кисточки растут у него даже из ушей.

Подмышкой старичок всегда держит желтую канцелярскую папку с черными шнурками. Ее содержимое уже давно и досконально известно многим работникам многих учреждений. В папке лежит толстая, изрядно потрепанная рукопись, на титульном листе которой значится: «Вокалист-новатор А. Ф. Пробкин. — Моя система безотказного воспитания выдающихся певцов».

Если вы дадите себе труд заглянуть в текст этой рукописи, вам сразу же станет ясно: автор не любит толочь воду в ступе и тянуть душу отвлеченными предисловиями. Он с первых же строк берет быка за рога и прямо излагает самую суть дела:

«Путем многолетних теоретических исследований и практических опытов на многочисленных учениках мною открыто и неоспоримо доказано следующее.

Образование звукопроцесса в комбинированном звукопроводящем агрегате человеческого организма и качество этого образования целиком зависят от смыкания голосового автомата с полостью зева при полном использовании твердой, мягкой и придыхательной филировки кантилены в корнях передних верхних зубов. Незнание или забвение нашими вокалистами этого основного закона звукоизвлечения регистров неизменно приводит к пагубным последствиям в смысле отоларингиального нарушения режима грудобрюшного пресса при опорно-диафрагмальном вибрировании меццо-воче от пианиссимо до фортиссимо, включая анданте состенуто. Этого больше нельзя терпеть. С подобным положением пора прикончить!»

«Вокалист-новатор» ходит по всяким учреждениям не первый и не третий год. Он давно уже стоит всем поперек горла, как рыбья кость. Его «научный труд» где-то обсуждали, браковали, ставили на переобсуждение, откладывали...

Пробкин все ходит. И не только ходит, но требует признания и почестей. Наконец в одной организации, ведающей местными музыкальными делами, спохватываются:

— Позвольте, да ведь этот старичок — он же на живых учениках свои опыты производит! Надо бы к нему комиссию послать, проверить...

И в один прекрасный день на квартиру к Антону Фомичу Пробкину является комиссия. Она состоит из одного человека. Это еще очень молодой и застенчивый инструктор по клубной работе.

— Очень, очень приятно, — говорит Антон Фо-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

САТИРИКОН

Музыкальная шкатулка

Содержание