Выпуск № 3 | 1952 (160)

«чреваты бурями»1; Стасов поперек страницы балакиревского письма с этими строками написал: «Бетховен — пророк!»

Бетховен умел, по словам Стасова, «великанской рукой тронуть то, что для нашего бедного рода человеческого есть самого дорогого, важного...» Бетховен — «это Шекспир масс, — писал он. — ...У Моцарта вовсе не было способности воплощать массы рода человечества. Это только Бетховену свойственно за них думать и чувствовать. Моцарт отвечал только за отдельные личности... Бетховен же — только и думал об истории и всем человечестве, как одной огромной массе».

В программности инструментальных сочинений Бетховена Стасов видел выражение идейности, демократичности его творческих устремлений. Он называл Бетховена «первым починателем программной музыки», явившейся для своей эпохи «новым и единственно возможным шагом вперед».

«Бетховен... до корня разрушал... тот ограниченный предрассудок, что «музыка создана для музыки» (искусство для искусства) и что ничего другого от нее требовать не надо, — писал Стасов. — ...Музыка становилась великим и серьезным делом в жизни человека...»

Такая постановка бетховенской проблемы, такое признание социального значения бетховенской музыки, интерес к умению «воплощать массы рода человечества» были возможны только у передовых деятелей русской культуры, смело, убежденно и страстно боровшихся за демократические идеалы искусства.

Для формирования творческого сознания кучкистов Бетховен был исключительно важен. «Вкусы кружка тяготели к Глинке, Шуману и последним квартетам Бетховена», — писал Римский-Корсаков. Но до вступления в балакиревский кружок Римского-Корсакова у Стасова, Балакирева, Бородина был большой опыт в усвоении ранних бетховенских произведений. Преимущественный интерес к позднему Бетховену в годы идейного роста композиторов Могучей кучки основывался на стремлении найти точки опоры в деле раскрепощения музыки от засилья внешних, формальных канонов и правил, предписанных «симфоническими попами» (выражение Мусоргского). Даже в 6-й симфонии Бетховена Бородин прежде всего подчеркивает «расширение тесных рамок условной сонатной формы».

Следуя великим глинкинским традициям, кучкисты стремились к творческому усвоению бетховенокой музыки. Однако глубокое понимание Бетховена никогда не превращалось у них в апологетику. Композиторы-кучкисты с их независимым критическим духом вовсе не были склонны безоговорочно восхищаться всеми сочинениями Бетховена и тем менее — подражать им. Совсем не кажется, например, неожиданным мнение Стасова о том, что марш из «Афинских развалин» «на сто верст ниже руслановского марша», или Балакирева, что Еs-dur’ная симфония Гайдна «по красоте выше первой или второй бетховеноких».

Пытливо изучая творчество Бетховена, высоко оценивая его музыку и горячо пропагандируя лучшие его произведения, русские композиторы всегда оставались верными высоким, прогрессивным идеалам родной национальной музыкальной культуры.

С возникновением симфонизма Глинки, Бородина, Мусоргского, Чайковского центр развития симфонической культуры переместился в Россию. На основе предпосылок русского общественного развития и передовой общественной мысли вырос русский классический симфонизм, проникнутый духом народности. Его вершиной было творчество Чайковского. Поэтому суждения Чайковского о Бетховене представляют выдающийся интерес. Не только в области итоговых оценок, но и в теоретическом изучении бетховенской проблемы положения Чайковского знаменуют новый этап.

Чайковский подходил к музыке Бетховена со свойственной ему независимостью мысли и вкуса. Он говорил, что «не расположен провозглашать принцип бетховенской непогрешимости», и считал «противным правде безусловное и равно-

__________

1 Слова Герцена о грядущей революции в России.

мерное удивление каждому его [Бетховена] творению».

Смелость оценок Чайковского заключается не в том, что он не признал в Бетховене дара оперного композитора или находил популярное у публики Allegretto из 7-й симфонии нисколько не лучше других ее частей. Самостоятельность Чайковского. — в рассмотрении творчества Бетховена с тех же позиций жизненности, правдивости, глубокой человечности, которые были решающими для него и в отношении к собственному творчеству.

Чайковский принимает грандиозность бетховенских образов, но ближе всего они ему в тех случаях, когда служат как бы увеличениями, проекциями простых и глубоких человеческих чувств. Он восхищается 7-й симфонией, 3-й «Леонорой», наслаждается 9-й симфонией, видя в ней «колоссальное творение» вдохновенного художника. Но Чайковский отмечает в то же время, что в «Гимне к радости», живописующем «бесконечное, всемирное ликование всего живущего», «есть что-то неземное», «идеальное и невозможное», только на мгновение уносящее человека в возвышенно-светлые сферы, откуда еще мрачнее кажется жизнь с ее «несбывающимися надеждами».

В своих музыкально-критических статьях Чайковский дает образцы блестящего анализа бетховенских сочинений, приемов его мастерства. Он подчеркивает высокую эстетическую ценность бетховенокого творчества. Примечательна мысль Чайковского о массовости, демократичности лучших творений Бетховена. По поводу его 7-й симфонии Чайковский писал: «... существуют такие редкие сочинения, которые обладают свойством одинаково нравиться и тонкому ценителю, и малоразвитому большинству. Красота их неувядаема; чем больше их слушают, тем больше их любят; сила и самобытность их oсновной мысли такова, что к ней нельзя присмотреться; обыденность для нее никогда не настанет, потому что она недоступна для подражания и плагиата...»

Среди передовых, кругов русской общественности искусство Бетховена нашло не только глубоких ценителей, но и смелых, убежденных пропагандистов.

* * *

В Республике Советов музыка Бетховена получила поистине всенародную любовь и признание. Творчество Бетховена, великого художника-демократа, впервые раскрылось во всей своей широте, гигантском размахе, социальной значимости. Лучшие произведения Бетховена получили широкое, массовое распространение. «Бетховен — герой, Бетховен — вождь, и никогда, я думаю, он не был так нов, так необходим, никогда призывы Бетховена не могли раздаться с такой силой, как теперь», — писал А. Луначарский. Высшим признанием огромной идейно-политической силы бетховенского искусства явилось исполнение 9-й симфонии в исторический день принятия Сталинской Конституции, 5 декабря 1936 года, в Большом театре СССР.

Столетие со дня смерти великого композитора было широко отмечено в Советской стране. В Большом театре СССР был проведен цикл бетховенских симфоний. Бетховенские торжества состоялись и в других городах Советского Союза. Искусство «Шекспира масс» стало искусством для масс. Музыку Бетховена с большим успехом исполняют профессионалы — музыканты филармоний и растущая художественная самодеятельность. Один из лучших советских квартетов носит имя Бетховена. Огромную роль в популяризации творчества гениального композитора сыграло советское радиовещание. Всесоюзный радиокомитет осуществил концертную постановку «Фиделио», систематически исполняет все симфонии Бетховена, его наиболее значительные камерные, инструментальные и вокальные произведения, проводит циклы бетховенских передач.

Советские музыканты в своей интерпретации произведений Бетховена глубоко раскрывают замыслы крупнейшего немецкого композитора. С исполнением сочинений Бетховена выступали замечательнейшие советские мастера искусств. Великая русская артистка А. Нежданова пела партию сопрано в 9-й симфонии, песни Клерхен из «Эгмонта», обработки шотландских песен и другие вокальные сочинения Бетховена. Выдающийся советский артист В. Качалов неоднократно выступал с чтением монолога Эгмонта.

Советское музыковедение обогатило науку ценными трудами о творчестве Бетховена. К столетию со дня его смерти

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет