Выпуск № 9 (154) | 1951 - страница 32

Ромен Роллан и Максим Горький

«Жизнь Бетховена» не могла выполнить своего назначения — указать дорогу «через борьбу к победе». Роллан сделал Бетховена абсолютным и вечным идеалом человека. Этот образ не был жизненным, осязаемым, ибо Роллан почти не раскрыл историческую эпоху, которая дала Бетховена. Таким образом Французская буржуазная революция 1789 года превращается в «революцию вообще», а Бетховен становится бунтарем-одиночкой, который противостоит всему миру.

Роллан признавал впоследствии: «Я хорошо знаю, что я преобразил своего Спасителя». Образ Бетховена романтически приподнят и идеализирован. Его портрет Роллан рисует романтическими красками: «Мощный лоб... Черные волосы, взъерошенные, как змеи Медузы... Глаза горели чудесной силой, поражавшей всех... Они пылали диким блеском на смуглом трагическом лице. Иногда они метали молнии, иногда устремляли к небу свой меланхолический взгляд...»

В образе Бетховена воплотилась мечта Роллана о цельном человеке. Бетховен-художник действительно был цельным. Он был тесно связан со своей революционной эпохой, с ее передовыми идеями; рожденный Французской революцией, он воплотил ее дух в своих произведениях. В условиях мрачной реакции в Германии он воспевал борьбу, свободу и революцию; он шел впереди своего времени — он был героем.

Роллан же, раздираемый противоречиями, витая в тумане буржуазных гуманистских иллюзий, обращая свои взоры к буржуазному прошлому в эпоху пролетарских революций, был позади своего времени.

Молодой Роллан придает своему Бетховену черты, свойственные в то время ему самому: абстрактный гуманизм, одинокий бунт против реакции. Бетховен в этой книге — одинокий борец, который противопоставлен всему миру. Это показывает, что сам Роллан не мог разрешить конфликта между художником и буржуазным обществом, между искусством и действительностью.

В эпоху Бури и Натиска, когда личность освобождалась от оков средневековья, индивидуализм Бетховена был прогрессивен. Напротив, индивидуализм интеллигента-одиночки Роллана, жившего в другую эпоху, был часто вреден, что признавал впоследствии и сам Роллан.

Романтизм Бетховена был героический, ничего общего не имеющий с реакционным немецким романтизмом, зовущим к прошлому. Он был взлетом героической мечты о прекрасном будущем человечества, выражением избытка творческой силы; он отражал революционные идеи француз-

ских социалистов-утопистов, которые для того времени были передовыми.

Романтизм Роллана был романтизмом прошлого, так как Роллан в поисках нового искусства, отличного от искусства критического реализма, заимствовал героику у прошлого.

Роллану не удалось создать «племя героев» бетховенского типа. Это показывает его монументальная эпопея «Жан Кристоф», в которой особенно ярко выражаются двойственность раннего творчества Роллана, ограниченность его гуманистских иллюзий. Кристоф, в котором угадывается дух Бетховена («Бунт» и «Ярмарка на площади»), терпит поражение в условиях империализма («Грядущий день»).

Таковы глубокие противоречия раннего Роллана. Они проявятся с новой силой, когда Роллан будет оторван от общественной борьбы.

Кристоф умер, примиренный и побежденный. Роллан продолжает свой путь. Впереди — русская революция.

Творческий путь Роллана 30-х годов очень характерен и показателен для западной интеллигенции. Это путь постепенного освобождения от мелкобуржуазных иллюзий, переход интеллигента — одинокого бунтаря в ряды борющейся пролетарокой армии.

Роль Октябрьской революции была решающей для Запада. Отныне борются два мира: мир социализма, поддерживаемый пролетариатом всех стран, и мир капитализма.

В этой открытой борьбе невозможно было оставаться нейтральным. В среде мелкобуржуазной интеллигенции происходит резкое размежевание. Роллан — среди тех, кто идет за пролетариатом.

Критика буржуазного мира приобретает у Роллана более глубокое значение. «Разжиревшие потомки якобинцев», торгующие лживыми идеями на буржуазной ярмарке, ненавистны Роллану. Он видит теперь, как идеи, которые он проповедывал, используются для обмана народа. Он понимает смысл мелкобуржуазного пацифизма. «Необходимо бороться с войной, т. е. с теми, кому она выгодна, — пишет Роллан в сборнике «На защиту нового мира». — Враг внутри нас; это стоглавое чудовище, называемое империализмом». «Через революцию к миру!» — провозглашает Роллан.

Роллан понимает, что подлинный гуманизм — в борьбе за освобождение человечества, и в деятелях русской революции он видит носителей нового гуманизма. Он пишет: «Я не приемлю Европы, не приемлющей СССР, ибо это единственный оплот против европейской реакции» («О Пан-Европе»).

На вопрос Горького, которого Роллан называл «суровым учителем западной интеллигенции», «С кем вы, мастера культуры?» французский писатель отвечает: «Я с теми, кто борется за новый мир; я на стороне Советского Союза».

Не следует идеализировать Роллана 30-х годов. Он шел по пути преодоления своих мелкобуржуазных иллюзий, но он не освободился от них до конца. Однако в 30-е годы, захваченный революционной борьбой, он близко подошел к новому, революционному искусству и к тому типу революционного писателя, образцом которого был Горький.

Основной вопрос эстетики об отношении искусства к действительности теперь решается Ролланом в плане связи искусства с жизнью, с революционным действием.

Борьба с буржуазным обществом в интересах революционного класса — так разрешает Роллан конфликт между художником и обществом в мире капитализма.

Образ Ленина помог Роллану найти единство мечты и действительности. «Надо мечтать!» — говорил Ленин. Мечта его была действием. «Ленин весь, во все мгновения жизни — в бою».

По-иному, с большей социальной остротой, звучит теперь образ Бетховена, ставший более жизненным, более тесно связанным с народом.

В 1927 году Роллан пишет книгу «Бетховен. От Героической до Appassionata». В ней героем становится «Бетховен сражений» — образ, наиболее близкий Роллану того времени. Писатель изображает в этой книге зрелого Бетховена 1800–1815 гг. Это уже не «страдалец с меланхоличеоким взором». Бетховен закален огнем революции. Здесь его портрет отличается от портрета в «Жизни Бетховена»: «Мощное, атлетическое телосложение. Широкоплечая фигура, темнокрасное лицо, обветренное и загорелое, копна черной гривы... Львиная морда... Львиный голос... Он был воплощением силы».

Наибольшее внимание в своей книге Роллан уделяет «Героической симфонии» и сонатам (особенно Appassionata). Роллан считает бетховенские сонаты самым совершенным отражением революционной эпохи, ибо именно в диалектичности самой сонатной формы у Бетховена особенно полно выражаются драматизм борьбы и ее победоносный исход.

Историчность, социальная заостренность, тесная связь образа Бетховена с революцией — вот отличительные черты этой книги. Бетховен — прежде всего человек нового времени, музыкант-революционер. «То, о чем поколение Бетховена решалось только бормотать, Бетховен выражает неприкрыто, без стеснений, с полнотой мощного сердца и мастерством гения». Черты Бетховена, которые привлекают Роллана, его героизм, сила его личности, цельность — все это теперь исторически обусловлено. В цельности бетховенского облика Роллан видит «силу его и его времени».

Бетховен — герой, ибо он «быть может единственный свободный голос в современной ему Германии». В то время, когда знамена революции уже не реяли над Европой, а в Германии царила тупая реакция, Бетховен в своей музыке воплотил революционный дух и воспел свободу.

Индивидуализм и одиночество остаются характерными чертами Бетховена, но Роллан по-новому подходит к этим чертам своего героя. Одиночество Бетховена — это уже не вечное и неизбежное одиночество художника-титана в обществе (как оно изображалось в «Жизни Бетховена»), Роллан показывает теперь высшее общество, жаждущее развлекательной салонной музыки. Для «деликатных» ушей, привыкших к сладостным итальянским трелям, музыка Бетховена, в которой бушуют стихии, была «слишком грубой». «Героическая» была осуждена этой светской публикой, затем враждебная клика провалила «Леонору» — оперу, воспевающую свободу. Роллан пишет: «Пустота начинает окружать Бетховена. Он слишком велик. Он вырос слишком скоро».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Ромен Роллан и Максим Горький

Содержание