МУЗЫКАЛЬНОЕ НАСЛЕДСТВО

Образ Бетховена в творчестве Ромена Роллана

С. СЕРГЕЕВА

Перед писателями, художниками и учеными буржуазного общества в наши дни с особенной остротой стоит вопрос: «С кем вы, мастера культуры?» Мир, свобода, демократия или империалистическая война — этот выбор должен быть сделан каждым деятелем искусства. Вместе с тем идет борьба за наследство. С кем мастера культуры прошлого, далекого и недавнего?

Литераторы из реакционного лагеря пытаются представить Ромена Роллана писателем мелкобуржуазного толка. Между тем прогрессивные писатели справедливо считают его бойцом своей армии.

Страстно ненавидя умирающее и упадочное буржуазное искусство, Роллан стремился вырваться из его узких рамок. Чахлой декадентской литературе, лишенной героя, он пытался противопоставить героический образ. Одним из таких образов стал для него Бетховен, этот гений якобинской эпохи, человек-творец, который «схватил судьбу за горло» и сумел победить ее силой своего духа и радостью творчества.

Творчество великого Бетховена также было предметом ожесточенной борьбы между различными группировками в искусстве и общественной жизни, особенно в Германии и во Франции. Этой борьбе за Бетховена Роллан отдал много сил. Образ Бетховена сопровождал Роллана всю жизнь. Менялось его мировоззрение, менялось и его понимание Бетховена. Вот почему интересно проследить эволюцию этого образа в творчестве Роллана.

Прежде всего нужно выяснить, в чем смысл обращения Роллана к Бетховену.

Начало творческого пути Роллана относится к тому времени, когда в искусстве Западной Европы царил декаданс. С огромным мужеством начал молодой писатель борьбу с пессимизмом, антинародностью и безидейностыо в искусстве. Уже в своих первых произведениях («Народный театр», «Драмы революции») он стремится к созданию монументального народного искусства, искусства больших страстей и героических характеров. И затем в течение нескольких десятилетий он борется за обновление и оздоровление искусства, приближение его к народу. Однако Роллан не не сумел до конца преодолеть буржуазный индивидуализм и иллюзии абстрактного гуманизма.

На запросы XX века, эпохи империализма и пролетарских революций, Роллан ответил попыткой воскресить образы Французской буржуазной революции 1789 года. В эпоху буржуазного распада он обращался к образам революционной эпохи буржуазного подъема. В этом его величие, но в этом же и его слабость. Пытаясь вырваться из мира умирающего буржуазного искусства, он все же оставался внутри него, и обращение к великому прошлому не могло ему помочь.

В этом неудача замысла «Народного театра», в целом прогрессивного и народного, так как величие революционной борьбы снижалось абстрактными гуманистскими утопиями Роллана; в этом неубедительность Кристофа в «Грядущем дне», ибо это якобинец Бетховен, бунтарь, искусственно перенесенный в империалистическую эпоху. В «Кола Брюньоне» Роллан обращается к эпохе Возрождения. Для создания такой солнечной, подлинно человечной книги накануне войны нужны были большое мужество и вера в народ. Но все же философский фатализм Кола — лишь иной вид того примирения, которым заканчивается «Жан Кристоф».

В 30-е годы Ромен Роллан обращается к современности, чтобы отречься от буржуазного индивидуализма и провозгласить идею революционной борьбы («Очарованная душа»). В книгах бетховенского цикла он рисует настоящего Бетховена — революционера и истинного народного художника. Этим он обязан перелому, совершившемуся в нем под влиянием русской революции, творчества Горького и революционного подъема на Западе на рубеже 20-х–30-х годов.

Важнейшей частью его противоречивой, но в основном прогрессивной программы обновления художественного творчества была музыка — самый близкий ему вид искусства. В отношении Роллана к музыке сказались противоречия между идеализмом и материализмом, между прогрессивными принципами и взглядами, навеянными иррациональной философией декадентов, — противоречия, присущие всему его мировоззрению.

В своих многочисленных музыковедческих работах («Музыканты прошлого», «Музыканты наших дней», «Гендель») Роллан отстаивает историческое понимание музыки, ее социальную на-

правленность, ее тесную связь с жизнью и с другими видами искусства. Он считает, что в музыке глубоко выражается дух исторической эпохи.

Отрицая формальный анализ музыкальных произведений, Роллан стремится создать свою «науку о музыке». Для него музыка — не источник развлечения. Она исполнена глубокого исторического, общественного содержания. Она имеет также огромное воспитательное значение.

Чахоточная, обескровленная декадентская музыка, ставшая, по выражению Роллана, достоянием «кучки развращенных снобов», утратила свое великое свойство пробуждать заложенные в людях прекрасные чувства, заражать и охватывать их единым порывом, побуждать их к действию.

Одно из ценнейших качеств критических работ Роллана — борьба за возвращение музыки народу. Роллан мечтал о монументальной, истинно народной музыке, в которой слышалась бы поступь миллионов, о музыке великих народных празднеств и битв.

Истинными художниками для Роллана являются музыканты «бетховенского закала», творцы героической музыки, полной страсти и силы. Это сам Бетховен — «великий якобинец», Бизе, музыка которого сверкает солнцем и радостью жизни, Берлиоз — величественный певец июльской революции, Гендель, который, по словам Роллана, владел искусством вести армии к победам. Однако Роллан был захвачен влиянием идеализма. Это отразилось и на его взглядах на музыку. С одной стороны, музыка — искусство земное, источником которого является сама жизнь, искусство, выражающее определенные идеи. Этому прогрессивному принципу противоречит мысль Роллана о «трогательной отрешенности искусства от окружающего». Он пишет: «Музыка — действительность более реальная, чем сама жизнь. Только ты живешь, бессмертная музыка! Ты вне мира, ты сама — целый мир!» Роллан преувеличивает роль подсознательного в музыке, когда утверждает, что «только музыка, минуя слова, дает нам чистое выражение души... Это универсальный, всеобщий язык, раскрывающий сущность мира». Таким образом Роллан выступает здесь как идеалист, впадая в противоречие с высказанными им верными мыслями о связи музыки с жизнью.

Идеализм Роллана сказался и в том, что он недооценивал классовый характер искусства, стремился видеть в искусстве силу, преобразующую мир. Отсюда его попытка «возвыситься над партиями, над схваткой», которая в XX веке была особенно опасной. В ней сказался тот мучительный конфликт, который переживал Роллан, конфликт между мечтой и действием, искусством и буржуазной действительностью. Однако прогрессивная и антидекадентская сущность его борьбы за новое искусство бесспорна.

Противоречивость и эклектичность свойственны всему мировоззрению Роллана. Но взгляды его объединены ненавистью к пессимизму, скепсису, унынию, которые завели в тупик декадентское искусство. Вера в прогресс, в будущее, устремление в это будущее — сильная и привлекательная сторона Роллана.

В противовес декадентскому образу «сверхчеловека», за мнимой грандиозностью которого скрываются бессилие и усталость, Роллан стремился создать подлинно высокий образ победителя-творца, идущего своим трагическим победным путем «через страдания к радости» (слова Бетховена). Им стал великий музыкант и великий человек Бетховен.

Бетховен был спутником Роллана на протяжении всего его творческого пути. Он притягивал Роллана своей цельностью, которой у самого писателя не было.

«Воздух вокруг нас стал душным. Старая Европа цепенеет в тягостной отравленной атмосфере... Мир задыхается. Распахнем же окна! Впустим вольный воздух! Пусть нас овеет дыханием героев!» — так писал в 1903 году Роллан в предисловии к первой книге бетховенского цикла — «Жизни Бетховена», которая стала знаменем гуманистской интеллигенции начала века. В то время молодое поколение мелкобуржуазной интеллигенции, которое наиболее остро переживало поражение Франции 1870 года, под давлением реакции ощущало себя обиженным, «принесенным в жертву», по словам Пеги.

В предисловии к своей книге Роллан писал: «В то время миллионы людей во Франции, поколение угнетенных идеалистов, тревожно ожидала освободительного слова. Они нашли его в музыке Бетховена и пришли умолять его». Именно для них, для «угнетенных идеалистов», написана эта книга. В ней много положительного. Героический образ Бетховена, гениального художника, вышедшего из народа, противостоит и агрессивному образу «сверхчеловека», аморального циника империалистической литературы, и униженному «маленькому человеку», изображаемому в тонах сострадания и жалости мелкобуржуазной литературой. Через мрак метгерниховской реакции, через личные страдания и унижения Бетховен пронес свою веру в силу человека и его лучшее будущее.

Все это привлекало Роллана. В книге «Жизнь Бетховена» образ композитора — символ жизнеутверждения. На бетховенский лозунг «Через страдания к радости» Роллан откликается: «Через борьбу к победе!» Он посвящает книгу «народам, которые страдают, борются и должны победить».

Роллан рисует не только Бетховена-героя, он показывает Бетховена-страдальца. Он не противопоставляет своего героя «простым маленьким людям». «Бетховен, — пишет Роллан, — величайший и лучший друг тех, кто страдает и борется». Он приводит слова Бетховена: «Я хотел бы, чтобы, узнав обо мне, несчастный утешился тем, что нашел другого такого же несчастного, который, несмотря на все природные препятствия, сделал все, что было в его силах, чтобы стать человеком, достойным этого названия». Он показывает, что Бетховен, «нищий горемыка, больной, одинокий, которому мир отказывает в радости, сам творит радость, чтобы дать ее миру». Своей книгой Роллан хотел сказать: есть на земле подлинный героизм!

В «Жизни Бетховена» проявляется искреннее желание Роллана протянуть руку народам, которые страдают и борются. Но иллюзии абстрактного буржуазного гуманизма держали писателя в своей власти. По существу, Роллан звал не к реальной борьбе. Он возлагал надежду на так называемую «преобразующую энергию духа». Роллан говорит: «Никогда жизнь не бывает более великой и плодотворной и более счастливой, чем в скорби». Читая эту фразу «угнетенного идеалиста» Роллана, невольно вспоминаешь слова Горького: «Человек рожден для счастья...»