И. Дунаевский (Москва) говорит о недопустимости отставания критики от проблем советского массового музыкального творчества и, в частности, песенного творчества.

Мы часто жалуемся на критиков, требуем от них помощи, руководства. Но исходя из незыблемости тезиса, что теория, оторванная от практики, мертва, следует признать, что эстетические критерии создаются только в связи с живой творческой практикой. Недаром в числе немногих положительных примеров музыкальной критики докладчик назвал статью Т. Ливановой «Советская тема в новых кантатах и ораториях». Чем обусловлено хорошее качество статьи, а может быть и самое ее появление? Тем, что творческая практика дала много новых произведений именно этого жанра и что успехи и неудачи того или иного произведения позволили критику обобщить и наметить ряд творческих тенденций в этом жанре.

В области песни мы имеем богатейшую творческую практику, уже устоявшуюся, хотя во многом и противоречивую. Почему же критика и музыковедение так робко заглядывают в эту область творчества?

Критика в области песенного творчества оставляет нас — авторов песен — холодными, безразличными. Эта критика оторвана от живого общения с композитором, от чуткого изучения реакции массового слушателя, чье объективное мнение обязан выражать критик. Это будет продолжаться до тех пор, пока мы не увидим критика в нашей среде, как постоянного нашего друга и соратника, любящего наше дело и идущего вместе с нами по всему пути песни, начиная от ее создания и кончая ее исполнением.

И. Рыжкин (Москва) считает, что работа над основными проблемами советской музыки, работа над советской темой и является тем основным звеном, за которое нужно взяться, чтобы вытянуть все музыкознание со всеми его дисциплинами.

И. Рыжкин рассказывает о тех трудностях, с которыми столкнулся Сектор музыки Института истории искусств Академии наук СССР в работе над историей русской советской музыки. Было очень трудно найти авторов для написания отдельных глав. Многие музыковеды предпочитают заниматься классическим и доклассическим наследием, нежели советской музыкой. Серьезным препятствием является также отсутствие планирования нашей музыковедческой работы. Одновременно с нашим Институтом аналогичную работу — «Историю советской музыки» — готовил Ленинградский Институт театра и музыки. На научной сессии по музыкознанию оба института встретились и впервые познакомились, как будто до того они обитали на разных планетах. Сейчас мы объединяем нашу работу. Но разве нельзя было координировать ее с самого начала?

Необходимо установить единое планирование работы по советской музыке с тем, чтобы темы были разработаны подходящими авторами. Это планирование должно быть осуществлено общими усилиями Союза советских композиторов, Комитета по делам искусств и Академии наук.

Невозможно вести подлинно научную, подлинно критическую работу по советской музыке, не раскрывая содержания и формы разбираемых произведений. Поэтому наша живая творческая работа над произведениями советских композиторов поможет нам поднять вопрос анализа музыкальных произведений. А вытянув вопрос анализа музыкальных произведений, мы, вероятно, сможем вытянуть и всю цепь теоретических дисциплин.

Л. Мазель (Москва) привлекает внимание к вопросам теоретического музыкознания — одного из наиболее отстающих участков. Единственно возможный путь преодоления этого отставания лежит через решительный поворот к практике, к живому контакту с советской музыкой.

Кроме анализа отдельных произведений, кроме хороших журнальных статей, посвященных отдельным произведениям или жанрам советского творчества, нужны также и теоретические обобщения, базирующиеся на материале советской и классической музыки.

Т. Хренников в своем докладе напомнил о разнообразии типов программно-симфонических сочинений русских классиков и отметил, что это богатство еще недостаточно широко используется. Но в советской музыке возникают и новые типы программности.

Л. Мазель называет увертюру к музыкальной драме «Гюльсара» Р. Глиэра, которую композитор задумал как самостоятельное программно-симфоническое произведение. Ясная программная концепция придает этой увертюре на узбекские народные темы особую действенность, а целиком народный материал делает программу особенно доходчивой. По мнению Л. Мазеля, эта увертюра Глиэра внесла нечто новое в советский программный симфонизм. А опыт такого рода должен изучаться и обобщаться. Иначе наши дискуссии о программности и о других важных вопросах будут абстрактны.

Л. Мазель считает, что работа над музыкально-теоретическими вопросами ведется слабо. Допущенные в области теории музыки формалистические ошибки привели многих музыковедов к неверному выводу, будто вопросами теории музыки вообще не следует заниматься. Между тем перед советским теоретическим музыкознанием стоят большие и серьезные задачи: наша теория должна оказать помощь нашей творческой практике, служить делу развития реалистической советской музыки. Для реализации этой программы необходима тесная связь музыкальной теории с марксистско-ленинской эстетикой. Без этой связи, без подлинного историзма изучение норм музыкального искусства вырождается в узкий технологии, в эмпирически-рецептурный подход.

Заключительную часть своего выступления Л. Мазель посвящает вопросам теории мелодии. Разрабатывая учение о мелодии, необходимо разоблачать порочные взгляды буржуазных музыковедов на сущность мелодии, на ее закономерности. Учение о мелодии необходимо основывать одновременно и на народной, и на композиторской мелодике. В связи с этим Л. Мазель упоминает о серьезных пробелах в работе наших фольклористов, недостаточно занимающихся обобщением коренных свойств русской народной мелодики, песенности, общих свойств ее ладового, ритмического и структурного строения, общих свойств русской народной гармонии и полифонии. Наша фольклористика явно недостаточно раскрывает идейную содержательность русской народной песни.

Р. Грубер (Москва) в своем выступлении останавливается на том, как советская музыкаль-

ная культура помогает передовым музыкальным деятелям стран народной демократии строить свою социалистическую музыкальную культуру.

Формы этой действенной помощи чрезвычайно многообразны: работа советских режиссеров в оперных театрах, концертные выступления советских артистов и ансамблей и т. п. Можно говорить и о некоторых достижениях в этой области советской музыкальной критики. Несколько книг выпущено Музгизом, журнал «Советская музыка» за последние годы почти из номера в номер помещает материалы, посвященные музыкальной культуре стран народной демократии. Раздел «Музыкальная культура стран народной демократии» вошел в курс истории музыки московских музыкальных вузов. Коллектив кафедры Всеобщей истории музыки Московской консерватории включил в свой план разработку ряда вопросов в этой области.

Но всего этого явно недостаточно. Основной пробел музыкальной критики, посвященной музыкальной культуре стран народной демократии, в том, что наша критика не занимается серьезным и тщательным анализом самих музыкальных произведений композиторов этих стран.

Бережно, чутко, с величайшим вниманием относясь к произведениям передовых композиторов стран народной демократии, поддерживая ростки нового и подвергая критике непреодоленные еще элементы формализма, мы должны оказывать им действенную творческую помощь.

Р. Грубер говорит о тех затруднениях, которые испытывают наши музыковеды, желающие познакомиться с творчеством композиторов стран народной демократии: отсутствие нотных материалов наиболее значительных произведений, недостаточная информация и т. п. Необходимо наладить систематическое получение нотных материалов и звукозаписей новых произведений из стран народной демократии. Это даст нам возможность глубоко и серьезно изучать музыкальную культуру этих стран.

Л. Гинзбург (Москва) привлекает внимание пленума к вопросам критики исполнительского искусства.

Наша печать вопросам музыкального исполнительства уделяет очень мало внимания, а появляющиеся статьи чаще всего посвящены исполнителям прошлого, либо связаны с какой-нибудь юбилейной датой или с победой на конкурсе. Наряду с такими статьями и отдельными рецензиями, наша критика должна заниматься обобщением важнейших проблем исполнительства, вопросами эстетики советского музыкального исполнительства.

При всех своих достижениях советские исполнители еще не полностью изжили формалистические ошибки, еще не всегда отвечают высоким требованиям, и роль критики, воспитывающей, направляющей, осуждающей недостатки и поддерживающей подлинно новое и здоровое, трудно переоценить.

А. Оголевец (Москва) считает, что работе пленума мешают три вещи: 1) оторванность в докладе критики от музыковедения, 2) неподготовленность прений, 3) некоторая нетребовательность докладчика по отношению к работе бюро Комиссии по музыковедению.

Отставание работы Комиссии по музыковедению проявляется в том, что она не обсудила за год ни одной музыковедческой работы. Даже материалы выпущенного от имени Комиссии сборника не были подвергнуты обсуждению. Комиссия фактически ликвидировала трибуну и все формы общения музыковедов.

Вопросы теории забыты и в союзе, и в Музгизе, и в научной работе консерваторий и институтов. Новые учебники без разработки отдельных теоретических проблем могут быть лишь образцами рутины.

Очень жаль, что вопрос о кадрах оказался незатронутым в докладе. Союз должен всемерно привлекать талантливую молодежь, уже проявившую себя.

Выступление Ц. Рацкой (Москва) было посвящено вопросам устной музыкальной пропаганды. Ссылаясь на свои беседы со слушателями музыкальных лекций на периферии, Ц. Рацкая говорит о глубокой неудовлетворенности этой аудитории качеством лекций из-за низкого идейно-политического и профессионального уровня некоторых лекторов. Она приводит ряд примеров из стенограмм таких «лекций», примеров, свидетельствующих о полной безответственности и безграмотности их авторов.

Положение с устной пропагандой крайне тяжелое. Уровень лекторских кадров в большинстве случаев очень низок. Но беда не только в этом, — с этим можно было бы бороться, ибо у нас есть кадры опытных, квалифицированных лекторов, у нас есть и молодежь. Опасность в тех препятствиях, которые стоят на пути к изживанию этих болезней, к преодолению того положения, что лекторская работа, в сущности, отдана на откуп этим безграмотным халтурщикам. Опасность в том, что Союз советских композиторов равнодушно относится к музыкально-лекторской работе.

Ю. Келдыш (Москва) соглашается с той оценкой состояния музыкальной критики, которая была дана в докладе Т. Хренникова. Однако он считает, что в докладе не были поставлены основные, принципиально-методологические вопросы нашего музыкознания. Очень ограничен и самый фактический материал, о котором шла речь в докладе: четыре номера журнала «Советская музыка» за текущий год и почти несуществующий отдел музыки в газете «Советское искусство». Этот материал неизбежно привел к ограниченности самого круга вопросов, выдвинутых в докладе. Кардинальные вопросы, определяющие развитие нашей критики и музыкознания, если и затрагивались, то затрагивались лишь вскользь, по частным поводам.

Ю. Келдыш считает необходимым в ближайшее время серьезно и обстоятельно обсудить вопрос о положении, перспективах и задачах нашего музыковедения. Известная неполнота, ограниченность содержания доклада Т. Хренникова связана с общим, узко-утилитарным отношением к критике, которое до сих пор не изжито у нас в Союзе композиторов. Конечно, теория не может быть оторвана от творчества сегодняшнего дня и это творчество должно быть для нее основой, но в то же время творчество не может нормально развиваться, не имея перед собой более широкие перспективы. Ряд дискуссий в ССК с наглядностью подчеркнул равнодушие преобладающей части композиторов к принципиальным теоретическим вопросам. Ю. Келдыш полемизирует с Т. Хренниковым, утверждающим, что большинство музыковедческих докладов холодно и не спо-