Из редакционной почты

Увлечение музыкой началось у меня с раннего детства. С 5-летнего возраста я пробовал писать музыку. Мир в моем представлении был неразрывно связан с восприятием звуков, как естественной жизненной потребностью. Мои стремления познать музыку были в некоторой степени осуществлены в юношеские годы. Впоследствии жизнь повернула меня к авиации, — в этой области я работаю вот уже 15 лет.

В течение этого времени мне пришлось испытать все то, что связано с непосредственным ощущением «воздуха», начиная от первого полета — радости власти над воздухом.

Работая в авиации, я не перестаю любить музыку. Наоборот, любовь к музыке все больше и больше усиливается, и эти две, как покажется на первый взгляд, совершенно различные специальности стали сливаться в единое целое. Энергия, воля, целеустремленность, огромный простор наряду с предельной точностью расчета и четкостью конструкции, — весь этот гармонический комплекс, выражающий единое целое, явился одним из импульсов, вызывающих новые музыкальные мысли.

В благородном, мужественно-сильном деле — авиации — есть своя, особая, музыка. Вот откуда, очевидно, и идут корни неразрывной связи этих двух антиподов. Вот почему многие из летчиков так любят и глубоко ценят музыку. В течение ряда лет мне приходилось неоднократно слышать высказывания, мысли и чувства летчиков о музыке. Многие из них внутренне чувствуют и ощущают музыку, но только тогда, когда эта музыка действительно совпадает с их мыслями и чувствами. Мне памятны высказывания еще в 1942 году Героя Советского Союза подполковника Добыш. Он говорил, что музыка должна обладать «душой», — этим самым драгоценным качеством. Тогда она будет понятна и ощутима, так как в самые ответственные моменты полета почти всегда возникает в мыслях то слышанное, что действительно внутренне близко, и это удесятеряет силы для выполнения задания. Друзья Чкалова рассказывали мне, что очень часто во время полета он пел мелодии вальсов, гармонически сливавшиеся с его мыслями и чувствами и поднимавшие его волю и душевное состояние до предельной высоты. Эта потребность в звуках возникала, естественно, из непосредственного осязания великим летчиком воздушной стихии. Этот ритм, ритм вальса, как бы совпадал с его необычайно острым ощущением «чувства воздуха».

Тема авиации, «воздуха» таит в себе необычайно большие потенциальные возможности, но, к сожалению, до сих пор она не воплощена еще в больших музыкальных произведениях. Как много могли бы композиторы получить от непосредственной дружбы с летчиками, штурманами, инженерами, от знакомства с реальными буднями авиации! Это знакомство могло бы послужить началом зарождения новых творческих идей, проникнутых духом необычайно безграничного простора, энергии, мужества, воли, — тех ярких и образных качеств, которые характеризуют людей нашей авиации. Так же и летчики могли бы много получить от знакомства с композиторами. Только в такой неразрывной связи и в таком действительно тесном содружестве могут рождаться новые идеи, совершаться подвиги и возникать произведения, достойные нашей великой эпохи.

А. Перкель

Кто из москвичей не слыхал о старой Симоновке, с ее монастырем, Тюфелевой рощей, знаменитым прудом, в котором, по словам Карамзина, утонула «бедная Лиза»?

Ветхие домишки Кошачьей слободы, пустыри, свалки, Сукино болото, колокольный звон и крики пьяных у кабаков — такова была Симоновка, грязная, темная окраина царской Москвы.

Многое изменилось здесь за годы советской власти. На месте старого АМО возникли громадные корпуса гиганта автомобильной промышленности — автозавода им. Сталина. Выросли завод «Динамо», мотоциклетный завод и другие крупные предприятия. На месте заброшенных пустырей и свалок появились благоустроенные многоэтажные дома, разбиты красивые скверы. Кривые переулки и тупики сменились широкими, прямыми асфальтовыми магистралями.

На месте старого Симонова монастыря вырос

Дворец культуры Автозавода им. Сталина. Более 2 000 автозаводцев и членов их семей занимаются здесь в кружках. Работают три театральных коллектива, два хореографических ансамбля, сводный хор русской песни, академический хор, духовой оркестр, школа баянистов, два домровых оркестра, вокальные и фортепианные кружки, несколько библиотек, множество технических кружков; имеется своя обсерватория. Это своеобразный «культурный цех» или, вернее, «культурный комбинат» одного из крупнейших заводов страны.

Изменились и люди. Изменилось отношение к труду. Радость свободного труда, творческое вдохновение, неисчерпаемая сила социалистического соревнования, — вот что стало характерным для советских тружеников.

Непрерывный поток грузовиков, отличные легковые машины, комфортабельные автобусы сходят с ленты конвейера и устремляются во все концы нашей необъятной родины. В Киев, Алма-Ата, Кишинев, Петропавловск-на-Камчатке, Мурманск — гласят надписи на бортах грузовиков, сделанные торопливой рукой диспетчера. Машины выезжают из ворот завода на широкую, недавно построенную магистраль, гордо неся на радиаторе заводскую марку «ЗИС». Кажется, что им не хочется расставаться с заводом, с людьми, руками которых они сотворены.

Эти грузовики дороги всем советским людям. Их видели на льду Ладоги, — на дороге «жизни», которая кормила отрезанных немецкой блокадой ленинградцев, в степях Украины, где они перевозили раненых и боеприпасы, в Берлине на Унтер-ден-Линден, у рейхстага, — рядом с орудиями, бившими прямой наводкой...

Их видят сейчас на полях нагруженными золотым зерном, на сибирских трактах, на перевозках леса.

Слесарь-сборщик главного конвейера В. Макаров рассказывает: — Когда я вижу, как наши грузовики выезжают за ворота завода, во мне растет гордость за наш завод, за товарищей, за себя. Наши машины знают везде: они воевали с нами во время войны, они участвуют в строительстве.

Вы удивляетесь, зачем я это говорю? — Я люблю музыку, люблю песни, и вот хотелось бы мне услышать хорошую, задушевную песню о нашем заводе, о наших автомобилях. Ведь есть хорошие героические, лирические, комические песни, но о нашей работе, о том, как мы живем, не говорится ни в одной песне. И вообще «заводских» песен нет, а очень хотелось бы их услышать.

Пойдешь в цех шасси, посмотришь на стахановца Николая Ерина — и невольно залюбуешься его работой. Самому хочется стать на его место к фрезерному станку. Молодой фронтовик, придя на завод, попросил себе самую трудную работу в цехе. До этого Ерин нигде не работал. Еще мальчиком посещал он Ленинградский дворец пионеров, где мастерил модели кораблей и детекторные радиоприемники. Фрезеровка тормозных колодок была, как говорят у нас, «узким местом» на заводе, — участок этот отставал. Ерина не испугали трудности. Он знал, что до него на этом станке никто не выполнял нормы. В первый день рабочие его участка собрались к станку, где начал работать фронтовик. Картина сразу изменилась, Ерин опрокинул все существовавшие нормы; план 600 колодок — Ерин сдает 2050!

А ведь замечательные трудовые подвиги стахановцев, таких, как Ерин, не воспеты ни в одной песне. Слово за вами, товарищи композиторы и поэты-песенники!

Не так давно в кузнице появились выпускники-ремесленники. Когда они впервые стали работать на тяжелых молотах, многие прославленные кузнецы-стахановцы смотрели на них с опаской: «Не выдержат!».

В работе кузнеца-штамповщика нужны большая физическая сила, ловкость и смекалка. «Выдержат ли сорванцы?» — сомневались старые мастера, оставшиеся посмотреть на работу новичков. Ведь за смену через руки кузнеца проходит не один вагон раскаленного металла. Но мальчишки оказались богатырями.

После работы, когда комсомольцы-ремесленники перекрыли выработку старых кузнецов, прославленные стахановцы жали им руки так, что ребята вскрикивали от боли. И эту тему можно было бы отразить в музыкальном произведении. Сейчас именами бывших ремесленников Ивана Гуры, Василия Кокошки, Виктора Патоки гордится завод. Их портреты на Доске почета.

Председателем цехового комитета в механосборочном цехе избран 25-летний Владимир Спиридонов. Комсомольцу, бывшему грузчику, доверили ответственный пост. В его цехе трудится очень много «ремесленников». Они успешно осваивают производство сложных деталей для трехосного автомобиля ЗИС-151. Бывшие озорники, попав на завод, стали вдумчивыми, серьезными рабочими, мастерами своего дела. А как внимательно, как требовательно слушают они музыку!

Спиридонов говорит, что недавно передавали по радио безвкусную песенку:

Ремесло, ремесло,
Золотое ремесло,
Золотое, молодое...

Плохо пишут наши композиторы и поэты! Слышал я еще одну песенку о «суворовце» и «ремесленнике». Наивная песня! Мои ребята в тысячу раз интереснее, чем тот, что идет, «помахивая палочкой»...

Наши композиторы пишут немало песен для кино. Но песни эти большей частью безвкусны и бесцветны. Попоют одну такую песню два-три дня, — а потом и забудут навсегда. И это понятно: песня написана без души, чувствуется, что композитор знает тему, особенно заводскую, только по наслышке, из книг. Чайковский трогает своей глубиной, его музыку невозможно забыть. Он и Глинка глубоко вникали в жизнь народа, его быт и труд, в устное народное творчество. Они не боялись потерять время, наблюдая полевые работы, бывая на крестьянских свадьбах, внимательно изучая народные песни, обряды.

Почему же наши композиторы не придут к нам на завод? Неужели они создают свои произведения, сидя в кабинетах, как отшельники?

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Из редакционной почты

А. Перкель

Содержание