Выпуск № 3 (124) | 1949 - страница 4

Стасов не был, в противоположность Коулю, композитором. Но их сближает элемент брожения, постоянных поисков «новых музыкальных материалов», новых творческих путей и возможностей... Как и Стасов, Коуль — организатор, пропагандист большого размаха и неутомимости. И все равно, как Стасов вплоть до седых волос находил отзвук для всего юного, свежего, так точно и Коуль готов приветствовать молодое поколение американской музыки, поддерживать молодежь в качестве критика, устроителя концертов и, наконец, в качестве бескорыстного издателя. Все равно как Стасов, пропагандист русской музыки, был широко доступен всему ценному у других наций, так и Коуль готов в своем издательстве «Новая музыка» оказать приют и венцу Шенбергу, и кубинцам Катурле, Колдану, и мексиканцу Чавезу, и, наконец(!), советским композиторам... Тот, кто встречался с Коулем, не мог не чувствовать, что в этом человеке, который, играя на струнах рояля, создает как бы новый инструмент или, направляя особым образом дыхание, извлекает из своего голоса любой тон, от низкого баса и до предельного сопрано (!?!), — что в этом человеке живет неиссякаемая техническая изобретательность и что он готов любую из своих идей отдать на служение другим людям, бескорыстно, безостановочно...».

Читатель, вероятно, смеется над веселым янки А. Константом Смисом, не стесняющимся своей пошлости и глупости. Но, к сожалению, это не Констант и не Смис, а советский музыковед Константин Кузнецов, в погоне за иностранной модой пренебрегший даже своей красивой и внушительной русской фамилией. А ведь целый ряд работ К. Кузнецова говорит о том, что это значительный музыковед, при всех своих многих ошибках все же успешно занимающийся историей русской и западной классической музыки. Чем же, как не проявлением безответственности и обывательщины, являлись подобные высказывания А. Константа Смиса! Нужно отметить, что подобных высказываний в статьях и книгах наших музыковедов было не мало. Чего стоит, например, «открытие» К. Щедрина на страницах сборника «Советская музыка»: «Установленные Оголевцом законы ладообразования создают своего рода «менделеевскую сетку» 32 ладов, долженствующих существовать на земном шаре...»¹.

1936 год должен был стать переломным в советском музыковедении и в музыкальной критике.

Беседа товарищей Сталина и Молотова с авторами оперного спектакля «Тихий Дон», статьи в «Правде» — «Сумбур вместо музыки» и «Балетная фальшь» точно определяли опасность формалистического направления в советской музыке и необходимость решительной поддержки реалистического направления.

Если бы музыковеды глубоко поняли тогда свои заблуждения, если бы формализм в творчестве и критике был тогда вскрыт до конца, — давно было бы совсем иное положение в нашем музыкальном искусстве.

Товарищ Жданов в своем вступительном слове на совещании деятелей советской музыки в ЦК ВКП(б) говорил о том, что призывы статьи «Сумбур вместо музыки», появившейся по указанию ЦК и выражавшей мнение ЦК об опере Шостаковича, остались многими композиторами и музыковедами неуслышанными:

«Сейчас ясно, что осужденное тогда направление в музыке живет, и не только живет, но и задает тон советской музыке. Появление новой оперы в том же духе может быть объяснено только атавизмом, живучестью осужденного еще в 1936 году партией направления».

И действительно, если просмотреть весь комплект журнала «Советская музыка» за 1936 год, то, несмотря на декларацию редакции, объявляющей статьи «Правды» «конкретной программой действий», реакционный формализм в музыке вскрыт музыковедами и критиками не был. Все осталось на своих местах. Мало кто вспомнил о решительных требованиях народа и партии, предъявляемых к композиторам и критикам. Не появилось даже принципиального и детального музыковедческого разбора пороков оперы «Леди Макбет» и балета «Светлый ручей»²,

_________

¹ «Советская музыка», сборник № 6, 1946.

² Исключением явилось напечатанное (в № 5) серьезное и глубокое выступление на ленинградской дискуссии композитора П. Рязанова, в котором он решительно отказался от своих формалистических взглядов и сделал разбор «Леди Макбет» с позиций статьи «Правды».

не говоря уже о том, что остальные приверженцы формализма и западного буржуазного декаданса остались в тени. Большинство выступавших на московской и ленинградской дискуссиях об опере «Леди Макбет» поняли свою миссию, как утешителей Шостаковича, восхваляя его талант. Они сыграли скверную роль «услужливых друзей», которые «опаснее врагов». Огромный талант Шостаковича оставался при нем, а нуждался Шостакович тогда в решительном изменении тона критики его сочинений и творческой атмосферы, в которой он находился.

Педагог Шостаковича по консерватории, композитор М. Штейнберг в своем выступлении на ленинградской дискуссии говорил: «Драма Шостаковича — это моя личная драма, и я не могу безучастно отнестись к тому, что переживает в своем творчестве мой ученик... Меня очень огорчило выступление Шостаковича в печати, в котором он заявлял, что в консерватории ему только «мешали сочинять»... Выйдя из консерватории, Шостакович подпал под влияние людей, которые исповедывали музыкальные принципы «крайнего» Запада. Одним из первых сочинений Шостаковича была его соната, написанная современническим языком и названная им «Октябрьской симфонией». Уже в этом было нездоровое стремление «приспособить» формалистический язык для выражения революционных идей. Предельным выражением «нового» направления Шостаковича явились «Афоризмы». Когда Шостакович пришел ко мне с «Афоризмами», я ему сказал, что ничего в них не понимаю, что они мне чужды. После этого он перестал ко мне приходить».

Вот какая сила притяжения к формализму, к западничеству довлела над творчеством Шостаковича и как важно было, особенно в тот момент, противопоставить этой силе — другую: силу коллектива советских музыкантов, воодушевленных партийной мыслью о развитии музыкального искусства, непримиримых к чуждой народу формалистической музыке. Если бы это было, Шостакович не упоминался бы 12 лет спустя в Постановлении ЦК ВКП(б) об опере «Великая дружба» в числе основной группы композиторов, придерживающихся формалистического, антинародного направления.

Сейчас мы видим, как благотворно действует на Шостаковича атмосфера решительной и непримиримой борьбы с формализмом и космополитизмом. Музыка к кинокартинам «Молодая гвардия» и в особенности «Встреча на Эльбе» свидетельствует об этом. Можно не сомневаться, что по-настоящему неистощимое, могучее творческое дарование Шостаковича разовьется только теперь, когда он убежденно становится на путь создания реалистической музыки, не пренебрегая духовными потребностями и художественными вкусами своего народа. Тогда же, в 1936 году, перестройке творческого сознания Шостаковича помешало несломленное сопротивление формалистического лагеря.

Воинствующий формализм неистовствовал даже на дискуссии, происходившей непосредственно после статей в «Правде».

Ленинградский музыковед А. Рабинович говорил тогда:

«Некритический восторг перед композиторами «Могучей кучки» может быть не менее опасен, чем некритический восторг перед современным Западом... Я хочу всеми силами содействовать обогащению того музыкального языка, которым пользуется в порядке восприятия массовый слушатель. Я нахожу, что этот язык по сравнению со всей нашей действительностью еще скуден, и от этого воззрения не отказываюсь. Наряду с использованием классического наследия в какой-то мере возможно использование музыки мелкобуржуазного современного Запада, ибо кое-какие технологические элементы его музыкальной культуры могут, при соответствующей обработке, войти в стиль социалистического реализма. Я признаю, что строгость критического отбора современной западной музыки нужно усилить, но не считаю правильным и возможным просто отмахнуться от непривычно звучащей музыки, как от какофонии. Язык Шостаковича и других композиторов я не могу признать «нарочно зашифрованным». Этот язык появился в процессе органического роста, уже имеет свои нормы и традиции и, главное, искренне ощущается ими и мной, как наиболее действенная форма, как наиболее соответствующий метод в передаче мыслей и эмоций советского человека. Поэтому, если от этого

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание