Выпуск № 9 (120) | 1948 - страница 30

В первой половине мая уже можно угадать в черновом наброске будущую тему квартета, ор. 132:

Последняя из опубликованных тетрадей заканчивается извещением о близком возвращении из России Шупанцига (февраль 1823).

Но прежде всего нужно кончить и исполнить в концерте 9-ю симфонию. Это главное. Князь Мориц Лихновский говорит, что «симфония наиболее способна наэлектризовать публику». Видимо, мысль Бетховена еще может справиться с одновременным сочинением двух симфоний¹, и слух о них разнесся далеко: даже «знакомая, приехавшая из Бреславля», говорит об этом (август 1820).

Среди менее значительных произведений фигурирует «Вечерняя песня под звездным небом», в связи с опечатками, обнаруженными Черни в модном журнале, где она была напечатана впервые. В другом месте Бетховен среди текстов разговора набрасывает темы канонов («Гофман, не будь Гофманом»).

Бетховену предлагают предпринять новое подписное издание своего пересмотренного и дополненного Полного собрания сочинений. Бернард прельщает его выгодами такого издания. «Гёте получил от Котты 30000 талеров за переиздание своих произведений. Ваше издание принесет Вам по крайней мере столько же. Надо разослать извещения по всей Европе. Венские издатели ссылаются на то, что надо раньше напечатать произведения Моцарта. Но произведения Моцарта далеко не пользуются той мировой славой, как Ваши».

Бетховен больше не садится за рояль. Он не хочет, чтобы его слушали; и друзья жалеют об этом. Черни с тоской вспоминает, как он однажды слушал его импровизацию. «После этого он не мог заснуть». Олива вспоминает, как, будучи в Веймаре, он слышал от Гёте, не любящего виртуозов, что, слушая Бетховена, он впервые понял, что можно сделать из рояля.

В интимном кругу Бетховена, который в это время почти не меняется, наиболее интересным человеком продолжает оставаться Канн. Но посещения его, к сожалению, становятся все реже. У него богатый и насыщенный знаниями ум. Он беседует с Бетховеном о философии, говорит с ним о Шеллинге и о Шлейермахере. Этот литератор умеет ценить точные науки и открывает Бетховену глаза на их значение. Критикуя образование и отдавая должное изучению греческого и латыни, он выражает желание, чтобы ребенок (речь идет о племяннике Бетховена, Карле) учился также математике. «Все эти гуманитарные науки по преимуществу основаны на памяти. А развивая одну память, еще нельзя стать человеком». У нас пренебрегают математикой. «А это, тем не менее, самое высокое из познаний». Поражают живость и разнообразие его умных речей, его полная свобода от каких бы то ни было предрассудков. Бесконечно жалко, что он не написал статьи о Бетховене, как он сам предлагал, при условии, что Бетховен поделится с ним своими воспоминаниями.

Столь же блестящим и разносторонним собеседником, но гораздо более поверхностным был журналист Бернард. Он всегда приходил с целым ворохом последних политических новостей, безразлично — подлинных или лживых; осуждал церковь и государство, рубил с плеча, как это принято среди людей его профессии, уничтожал и восстанавливал своим пером Европу. Он обещал также написать текст для оратории и сулил чудеса; но в момент, когда наступало время показать, наконец, это диво, он всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы отложить на неделю–на две демонстрацию. Олива сказал, что он стесняется показать ее: «Он не хочет представить доказательство своей беспомощности».

Из всех друзей Бетховена больше всего практических услуг оказывает ему Олива. Этот молодой коммерсант, культурный и воспитанный, умевший понравиться таким требовательным людям, как Варнгаген и его приятельница Рахиль, исполнял обязанности посла Бетховена у Гёте. Отнюдь не пренебрегая биржевыми курсами и своими служебными обязанностями в одном еврейском банкирском доме Вены, он в то же время неустанно заботится о Бетховене, всегда доставляет ему точные сведения о сдающихся в наем квартирах, о питании, освещении, о ценах на масло, на вино, на перец, дичь и рыбу, дает ему советы о помещении денег, ведет осматривать квартиры, сопровождает в ресторан. Этот драгоценный помощник во всех делах, быть может, недостаточно сердечен, но всегда обязателен и бескорыстен. Его будет сильно нехватать Бетховену, когда в начале следующего года Олива покинет его, чтобы поселиться в России.

И, наконец, директор крупного учебного заведения, Блёхлингер — человек, с которым Бетховен больше всего ведет беседы — разумеется, о знаменитом племяннике Бетховена, причинявшем ему немало хлопот. Поистине, все показания друзей о нем совпадают; но свидетельства Блёхлингера превосходят все: неисправимая лень. «Он лжив и замкнут!.. Он лжет всякий раз, как открывает рот... Увещания добром ни к чему не приводят... Никакие доводы на него не действуют». Как только отворачиваешься, он бежит к своей матери, «которая для него яд... Это негодяйка». Ее бесстыдство хорошо известно, она оказывает на него пагубное влияние. Он погибнет, если не удастся их разлучить.

Бетховен горячо вмешивается в воспитание племянника. Он обращается к ребенку с длинным наставлением. Забавно, что оно записано в тетрадь. Ведь малыш не глухой! Возможно, Бетховен записывает свою речь, как роль, к которой он заранее готовится. Это видно из перехода с «ты» на «ему». То это указания, которые Бетховен дает другому лицу относительно Карла: «Напомните ему о страданиях, которые он причиняет мне. Скажите ему, что другой на моем месте давно отрекся бы от не

_________

¹ Речь идет о задуманной в те же годы, но так и не написанной 10-й симфонии. — Ред.

Памяткик Бетховену в Вене
Работа К. Цумбуша

го...». То он обращается непосредственно к малышу: «Ты все больше и больше привыкаешь безобразничать... Ты не должен ненавидеть мать, но ты не можешь считать ее хорошей матерью, а когда ты провинишься передо мной, ты не можешь чувствовать себя хорошим человеком, это все равно, как если бы ты восстал против своего отца... Ты уже достаточно взрослый, чтобы разбираться в том, что хорошо и что дурно...» и т. д.

Запись увещания прерывается другими заметками. Затем Бетховен продолжает: Wegen Karl¹. Ему приходят в голову новые способы воспитания ребенка; он намечает для него план работы, ежедневное расписание.

Перед нами типичный образец записанного монолога: Бетховен воображает перед собой собеседника. Как часто, вероятно, в своем уединении повторял он мысленно все, что должен сказать Карлу, все, что он скажет этому непостижимому ребенку, на которого не действуют ни нежность, ни строгость. Он тратит много времени и труда в эти годы на то, чтобы добиться с помощью доктора Баха формального судебного решения, которое сделало бы его единственным опекуном над Карлом и вырвало его из рук матери...

Дружба с женщинами тоже занимает некоторое место в беседах этих лет. Друзья оплакивают отъезд Доротеи-Цецилии, баронессы Эртман, последовавшей за мужем, полк которого был отправлен в Италию. Ее отсутствие будет очень заметно на музыкальных утрах у Черни, хотя Шиндлер, всегда все критикующий, не признает ее игры, говоря, что она не совершенствуется и становится слишком механической.

О трагедии в доме Эрдеди, которая тревожит Бетховена, упоминается в неясных и неопределенных выражениях на основании допроса слуги: «В течение некоторого времени происходили странные вещи. Было совершено убийство... Обстоятельства таинственны. Господин Браухль (фаворит графини) взят полицией под стражу, а молодая графиня Мими заточена в монастырь». Браухля обвиняют в том, что он до смерти избил молодого графа. Идет следствие. На имущество наложен или вскоре будет наложен секвестр. Вся семья рассеялась, она находится под надзором полиции. Графиня ищет в Вене квартиру... Потрясенный Бетховен молчит. Больше в его записках не будет упоминаться «Liebe, liebe liebe»².

Он не приносит счастья тем, кого любил. Красавица Джульетта Гвичарди в Вене. «Но где же прошлогодний снег?». Она, как известно, вышла замуж за графа Галленберга, который работает в театре «Кертнертор» и сочиняет легкую музыку... «Я еще не слышал такой пустой музыки. Россини, по сравнению с ним, великий мыслитель...».

Бетховен посылает к нему Шиндлера с просьбой выдать ему партитуру «Фиделио». По этому поводу между Шиндлером и Бетховеном возникает знаменитый разговор, частью по-немецки, частью на плохом французском языке, где Бетховен единственный раз приоткрывает тайну своего сердца и разоблачает запоздалое раскаяние той, которая обманула его надежды, ее тщетные попытки снова завоевать его, и горькое презрение, которое он противопоставил им. Текст много раз приводился; но здесь он помещен полностью.

Толчком явилось то, что Галленберг недостаточно любезно отнесся к просьбе Шиндлера, переданной от имени Бетховена (впрочем, дальше мы будем иметь случай убедиться, что Шиндлер, верный себе, умудрился перепутать все, восстановив Бетховена против Галленберга).

Шиндлер: «Он (Галленберг) не проявил ко мне должного уважения».

Бетховен: «Я был его тайным благодетелем, я действовал через подставных лиц».

Шиндлер: «Ему бы следовало это знать и проявлять в отношении вас больше уважения».

(Этот разговор прерван случайным собеседником. Возможно, он происходит в публичном месте, и поэтому Бетховен говорит по-французски. Спустя некоторое время разговор возобновляется).

_________

¹ О Карле (нем.).

² «Любимая, любимая, любимая...» (нем.).

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Памяткик Бетховену в Вене Работа К. Цумбуша

Содержание

Памяткик Бетховену в Вене
Работа К. Цумбуша