ной первой части, тоска, щемящие мелодии.

— Когда-то ее объявляли «важным этапом». Но не в этом дело. Николай Яковлевич много боролся с собой, у него были очень благие намерения. В Двенадцатой, в Девятнадцатой симфониях он стремился как раз к тому, что мы называем теперь демократизацией жанра.

— Да, он хотел вложить в эти симфонии другое содержание, но оно не оказалось для него достаточно своим.

— Но это все же симфонизм?

— Есть высший критерий симфонизма: большой резонанс звучания, широкий жизненный отклик. С этой точки зрения даже симфониям Мясковского не хватает симфонизма.

— Это уже парадокс!

— Такой парадокс, пожалуй, поддержит любая широкая концертная аудитория, любой Дом культуры, большой рабочий клуб...

— Вам ни к чему собирать столь большое войско! Мясковский сам стремится стать понятным: вероятно, это самое трудное требование из тех, что он предъявляет к самому себе.

— Дело не в одних субъективных побуждениях, а в признании народа. Не случайно же Мясковский оказался в лагере формалистов!

— В чем вы видите его формализм, как вы его определяете?

— Мы уже толковали об этом. В трудности, зашифрованности, субъективности его музыки, в неясности ее содержания.

— Двадцать пятая симфония достаточно ясна...

— Но она холодновата, в ней мало жизненной силы. У классиков сила чувства и ясность составляли единство. У Мясковского этого нет.

— Не кажется ли вам, что в какой-то мере это уже было предварено эпохой модернизма? Для Глазунова все было так ясно, но билась ли в нем вся жизненная сила «Могучей кучки», горел ли в нем по-прежнему стасовский, бородинский огонь? Порывы Скрябина были предельно сильны, но оставалась ли в нем чудесная ясность классиков? Николай Яковлевич сложился как раз в такое время. Сила у него всегда была, к ясности он всегда мучительно стремился, но очень редко давалось ему их великое единство. Поэтому народ так трудно понимает его.

— Это правильно. К сожалению, у нас некоторые думают, что от подобных трудностей можно спастись обращением к примитиву, бездумным подражанием классикам.

— Подражать классикам — совсем не значит быть примитивным!

— Строго говоря, если мы будем только подражать классикам, в особенности русским, мы тем самым не сможем походить на них!

— Почему?

— Потому, что они сами никогда не подражали, они были творцами в полном смысле этого слова. Мы должны стать их преемниками, их наследниками, а не подражателями.

— Критика все время писала о том, что Мясковский творчески развивает традицию русских классиков.

— Она основывалась на неправильных критериях.

— Как на неправильных? Асафьев очень много писал об этом, исходя из общей эстетической оценки, из своего толкования музыки, другие приводили кропотливые доказательства, анализировали, входили в детали формы...

— Доказательства были, действительно, столь кропотливыми, что среди них позабыли об одном — о признании или непризнании народом симфонических идей Мясковского. Не слишком ли вы жестоки к Мясковскому?

— О нет! В сущности, к нему были жестоки лишь те, кто изо дня в день, однотонно, не выходя за рамки шаблона, писал ему елейные акафисты.

— А разве Стасов не превозносил Мусоргского? Разве Серов не поклонялся Глинке?

— Но они ведь спорили, горячились, дрались. Как важно было бы, чтобы Николай Яковлевич творил в такой живой и критической дружественной обстановке.

— Мы с вами все время невольно переходим от Мясковского к советской критике.

— Это большая тема. О ней нужно бы потолковать особо.

Записала Т. Ливанова

Творчество И. Дзержинского

Елена Берлянд

С именем Ивана Ивановича Дзержинского слушателей познакомила его первая опера — «Тихий Дон». Юношески искреннее, реалистически убедительное произведение внесло в оперное искусство свежее ощущение современной жизни. Это была не первая попытка музыкально-драматического воплощения современных образов. Но ни одна из предшествующих опер не привлекала с такой силой внимания общественности. Успеху спектакля, несомненно, способствовало поэтическое обаяние романа Шолохова; драматизм характеров, великолепные картины казачьего быта и донской природы, памятные каждому читателю романа, обогащали восприятие музыки. Но главное определяла именно музыкальная удача композитора: тема гражданской войны, тема роста революционного сознания впервые получила такое убедительное музыкальное воплощение. Молодому композитору удалось то, что не удавалось его предшественникам: реальное чувство нового, наблюдательность, темперамент придали его образам жизненную полноту и силу.

Подлинно оперными, широкими мазками были намечены основные линии драматургического развития. В смене драматических положений, в сопоставлении интимных сольных сцен с массовыми возникал четкий и пластичный музыкально-сценический рисунок. Незаурядная драматическая одаренность Дзержинского сказывалась и в обрисовке отдельных фигур, контуры которых были набросаны им уверенно и по-хорошему просто. В ряде сцен — появлении Аксиньи на свадьбе Григория, встрече Аксиньи с Натальей в поместьи Листницких, возвращении Григория с фронта — композитор нашел волнующие интонации, придавшие его образам реалистическую достоверность.

Но это были лишь контуры образов. Психологическое богатство шолоховского романа — мятежная страстность Аксиньи, сложность и противоречивость облика Григория, сдержанная сила Натальи — все это не получило в опере полного музыкального претворения. Яснее всего этот недостаток обнаружился в партии главного героя, для которого композитор так и не нашел достаточно убедительных средств выражения. Партия Григория осталась сочетанием интонаций, объединенных скорее ложной романтической разочарованностью, чем общей линией психологического развития образа. Правда, эта неполноценность характеристики во многом возмещалась остротой драматургического развития и рельефностью бытовых сцен, где проявилось уменье композитора создавать при помощи нескольких интонационных штрихов впечатляющие зарисовки жизненной ситуации. Дзержинскому удались и короткие эпизодические роли, в особенности роли комедийного характера (можно вспомнить, например, характерные фигуры стариков-казаков на свадьбе Григория). Однако высшим достижением композитора явились массовые сцены героического плана. Здесь он создал замечательные по выразительности страницы.

Дзержинский заговорил о героизме народа с подкупающей непосредственно

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Записала Т. Ливанова

Творчество И. Дзержинского

Елена Берлянд

Содержание