Л. К. Книппер подчеркнул громадное общественно-политическое значение советского музыкального творчества в момент мобилизации всех прогрессивных сил на борьбу с мировой реакцией. Он говорил о том, что пренебрежение к национальному искусству и попытки создать какое-то космополитическое искусство отражают гниение музыкальной культуры. Заразить этим ядом молодую советскую музыку — такова задача, вольно или невольно осуществляемая поборниками формализма. Создание подлинного интернационального искусства возможно только на основе расцвета национальных культур, на основе их взаимного общения и обогащения. Нам необходимо гораздо лучше знать неисчислимые сокровища музыкального творчества народов Советского Союза, нередко еше плохо изученные и мало освоенные композиторами. Перед нами стоит великая задача уловить в окружающем зачатки будущего, обобщить их и создать средствами музыки тот человеческий образ, к которому будет стремиться, как к идеалу, наша молодежь. Наша задача — записать ту музыку, которая звучит в умах и сердцах нашего народа, и, записав, отдать ему обратно как его осуществленное желание. Оружие, которым мы владеем, — музыка, это сильное оружие, потому что хорошая музыка понятна всем без различия языка. Она интернациональна, независимо от своих национальных истоков. Для песни нет границ.

В заключение т. Книппер говорит о своей ответственности за ошибки прежнего руководства Оргкомитета в качестве его кооптированного, но фактически неработавшего члена.

Л. В. Кулаковский поднял острый вопрос о Формализме в музыкальной педагогике. По его мнению, формалистический культ техники, оторванной от содержания, проникает весь цикл изучаемых в училищах и консерваториях музыкально-теоретических дисциплин, начиная от элементарной теории музыки. Учащийся постепенно овладевает всё более и более сложными приемами, но не получает более углубленного понимания музыки, как музыкальной речи, более ясного осознания смысла, содержания музыкальных образов. Традиционная постановка музыкально-тео. ретического образования, находящаяся в вопиющем противоречии со всем духом советского искусствоведения, с особенной силой бьет по композиторам и музыковедам.

Достаточно сказать, что в программе теоретико-композиторских факультетов нет учения о мелодии, так что консерватории нередко выпускают людей, вполне владеющих сложнейшей гармонией, но бессильных создать напевную, яркую мелодию. Построить учение о мелодии формалистическое музыковедение оказалось бессильным. Создание такого учения и воспитание композиторов, владеющих научными основами — построения мелодии, владеющих громадным опытом народного и классического мелодического творчества, является одной из самых важных задач советских музыковедов.

Другой существенный момент — положение с подготовкой музыкально-критических кадров. Чисто описательный метод многих наших критиков, их увлечение технологией в ущерб эстетической оценке, зависит в большой мере от того, что при прохождении курса музыкально-теоретических дисциплин учащийся привыкает к чисто описательному анализу и ни разу не встречается с оценочным подходом. Между методами школьных дисциплин и методами критико-публицистической работы — глубокий разрыв.

Игнорирование школьным музыкознанием задач изучения музыкальной речи, как формы идеологии, приводит к возникновению формалистических в своей основе, бесплодных музыкально-теоретических систем, поглощающих огромный непроизводительно затрачиваемый труд на их создание и ниспровержение. Так, теория Оголевца явилась очередным пустоцветом, выросшим на формалистическом корневище. Пришла пора перепахать почву и вырвать этот вредный сорняк полностью.

Тов. Кулаковский подверг, далее, резкой критике положение дела с изучением и пропагандой народной музыки, в частности совершенно неудовлетворительное состояние работы кафедры музыки народов СССР в Московской консерватории. Именно к этой кафедре, в прппую очередь, относится предупреждение ЦK ВКП(б), что у студентов «не воспитывают любовь к народному творчеству». Схоластические методы, которые применяют наши фольклористы, настолько общи и бесплодны, что, пользуясь ими, исследователь не сможет отличить высокохудожественный вариант мелодии от бесцветного, если оба они созданы в одной ритмической схеме и однородны по ладовому составу. Такая методика обучения может только оттолкнуть стчдента консерватории от народного творчества. К сожалению, руководитель кафедры проф. Гиппиус в своем выступлении ничего не сказал о формалистических ошибках фольклористов, о недопустимом отставании с расшифровкой и публикацией ценнейших записей, остающихся недоступными композиторам, исполнителям и исследователям, о более чем скудных публикациях научной продукции кафедры. Отставание музыкальной фольклористики отражается и на постановке пропаганды народного творчества. Многочисленные исполняемые у нас народные песни не дают, к сожалению, представления об огромном разнообразии песенного творчества нашего народа, подбор их нелопустимо узок.

В заключение т. Кулаковский подчеркивает громадное значение русского народного многоголосного пения, представляющего зачатки совершенно самостоятельного мелодико-вариационного стиля, не совпадающего ни с гомофонным, ни с полифоническим стилем. В становлении советской хоровой музыки этот стиль сыграет, быть может, не меныпшо роль, чем сыграла наводная мелодия в творчестве классиков русской музыки XIX века.

И. Ф. Бэлза, который несет перед советской общественностью ответственность не только как автор- халтурных и вульгарно-идеалистических работ о музыке, но и как один ид руководителей Музыкального издательства за последние годы. — предпринял в своем выступлении попытку уйти от разговора по существу.

Ссылаясь на предстоящее обсуждение его работ о Танееве и Рахманинове. Бэлза, скромно умолчав о своих порочных концепциях, ограничился признанием «идеалистических промахов» и сообщил, что ему еще надо разобраться в своих вкусах и симпатиях. В остальном его выступление свелось к повторению общепризнанных истин об отсутствии при прежнем руководстве Оргко-

митета творческой атмосферы и вреде низкопоклонства перед Западом.

Я. И. Зак поднял вопрос, остававшийся до того незатронутым: о роли музыкантов-исполнителей в строительстве общенародной музыкальной культуры. Напомнив, что прежнее руководство Оргкомитета и музыкальная критика не замечали исполнителей, что даже крупнейшие явления концертной жизни не находили никакого отражения на страницах газет и журналов, т. Зак призвал к укреплению творческой дружбы между композиторами и исполнителями. Большой ошибкой было бы, если бы музыканты ограничились исполнением классических произведений русской музыки, отстранившись от пропаганды сочинений тех советских композиторов, которые отзовутся своим творчеством на исторические решения ЦК ВКП(б).

В зале собрания

А. А. Иконников привлек внимание к вопросу о партийности в музыкальном творчестве и музыковедении.

— В оценке музыкального прошлого и понимании громадной роли передовых традиций реалистической музыки в деле создания советской классики у нас нехватало партийности. Стиралось различие между демократическими и модернистическими традициями в искусстве. Русские композиторы самых различных направлений — «кучкисты», Чайковский, Рахманинов, Танеев, Стравинский (с некоторыми оговорками), Прокофьев — искусственно причислялись к одной линии в искусстве. Мы не берегли и не развивали передовых взглядов Глинки, Одоевского, Серова на народную песню и плохо использовали демократические традиции русских музыкальных критиков. Мы не добились даже переиздания их работ.

В научной работе большое место занимал формальный сравнительный анализ, в результате которого творчество таких представителей формалистического направления, как Шостакович или Шебалин, тенденциозно и наперекор очевидности приводилось в связь с народной песнью, с Чайковским и т. д. Идейная направленность творчества, его роль в общественной Жизни смазывалась. Надо глубоко пересмотреть методы анализа музыкальных произведений и переработать учебные курсы анализа.

Обращаясь к своей критической работе, т. Иконников, много лет работающий над изучением и пропагандой далекого от народа творчества Н. Я. Мясковского, признал глубоко ошибочным свое стремление раскрывать только положительные стороны творчества композитора и затушевывать теневые, свое пассивное следование за композитором и отказ от критики действенной, влияющей на музыкальное творчество. Тов. Иконников отметил, что не может быть дальше терпимым отсутствие систематического освещения музыкальной жизни в наших газетах, отсутствие скрещивающихся суждений, споров о музыке, живого общения через печать с читателями и слушателями. Неотложной задачей является также созыв Союзом композиторов Всесоюзного совещания по народной песне.

М. С. Пекелис остановился на задачах историков-исследователей музыкального прошлого, — задачах, вытекающих из Постановления ЦК ВКП (б) от 10 февраля 1948 года. До сих пор для глубокого освоения классического наследия и народной музыки не создано элементарно-необходимых условий. Нельзя себе представить жизнь советской литературы без полного собрания сочинений Пушкина. Опубликованы все его черновики, записи, даже счета, подписанные его рукой. Но у нас до сих пор нет полного собрания сочинений Глинки, и никто, в сущности, и не думает, что этим надо заняться. Даже наиболее значительные его произведения известны не в оригинале, а в позднейшей редакции Балакирева, вносившего довольно существенные изменения и в партитуры, и в романсы, и в фортепианные пьесы Глинки. Остановилась в самом начале работа над академическими изданиями Чайковского и Римского-Корсакова. Эта гигантская работа не под силу Музыкальному издательству. Наши основные исследовательские организации должны включить в план своей работы научную подготовку текстов наших классиков.

Еще менее удовлетворительно обстоит дело с публикацией народных песен. Известно, что сборник Балакирева сыграл в свое время чрезвычайно большую роль в музыкальном творчестве.