Выпуск № 1 | 1948 (112)

Выступления на собрании композиторов и музыковедов г. Москвы1

Н. Я. Брюсова в своем выступлении останавливается прежде всего на определении понятия формализма в искусстве. Формализм принято понимать как безидейность, отсутствие содержания, как пустую, выдуманную форму, не отражающую действительности. В теоретических классах музыкальных училищ и консерваторий иногда учат писать такие лишенные содержания формы. Но их иногда пишут и композиторы, когда они творчески не живут, а лишь упражняются в какихлибо звуковых комбинациях. Как пример, можно привести некоторые фортепианные произведения Нечаева.

— Но мы-то сейчас, говоря о формализме, разумеем нечто совсем иное. Никак нельзя назвать совсем оторванными от жизни и действительности, лишенными содержания произведения Шостаковича, Прокофьева, Мясковского, Хачатуряна и других. И тем не менее в этих произведениях, конечно, есть формалистическое начало. Мы ясно чувствуем, как что-то мешает этим произведениям прямо, просто проникнуть в наше художественное сознание, мешает нам увидеть мир и жизнь отраженными в сознании и чувстве композитора. Чувствуют это, несомненно, и сами композиторы, во всяком случае наиболее правдивые из них. Они, несомненно, чувствовали это и раньше, до Постановление ЦК, но скрывали это от самих себя, думали, что «так и надо», что без этой завесы произведение не будет стоять «на достаточной современной высоте».

И это не такая завеса, которую можно просто отбросить, не такой туман, который может рассеяться и за ним засияет чистая, ясная, солнцем освещенная действительность. Это не недостаток зоркости, это испорченное, искажающее действительность зрение. Социалистический реализм, как мы знаем, требует от художника не какогото абстрактного объективизма, а понимания верного пути жизни, движения ее к высшим ступеням, понимания ее ведущего начала. Формализм появляется там, где композитор не проявляет достаточной творческой воли, чтобы следовать по этим ведущим началам жизни до возможного для человеческого сознания предела. Из-за этой лености творческого сознания он останавливается в начале пути, обрывает ведущую к цели нить. Образы его музыки от этого становятся неясными, неполными и оттого искаженными. Может быть, это не только леность, но и отсутствие смелости, мужества. Отсюда возникает и подражание западному буржуазному искусству, современному модернизму. Композитор не имеет силы смело, прямо глядеть в глаза великому будущему, становится в один ряд с жалкими последышами жизни, заменяет большие, величественные и в своем величии простые образы сумбуром звуков, ненужным их нагромождением. Какое же это «стремление к техницизму» (по выражению Мурадели)! Это отказ от настоящей творческой техники, замена ее пустым словоизвержением на музыкальном языке.

С искажением формы, с недостатком мужества, с леностью творческого сознания композитор может и должен бороться. И советский композитор, которому так строго, сурово и, в то же время, так дружески, заботливо показывает верный путь партия, должен и может побороть все заключенные в нем самом недостатки творческого сознания.

Мы ведь знаем примеры, когда их удавалось побороть. Совсем еще недавно в фольклорной комиссии мы слушали «Горийские песни» Мурадели, среди которых были песни, с полной непосредственностью и искренностью проникавшие в душу. Всем сердцем мы принимаем песню о Сталине в «Поэме о Сталине» Хачатуряна. Не можем не слышать чего-то глубоко близкого и дорогого в 7-й симфонии Шостаковича. Значит, есть силы и большие силы в советском музыкальном творчестве. Значит, тем более недопустимы уклонения от верного пути, леность ума и отсутствие настоящего творческого мужества у тех, кто живет в Советской стране, кто воспитывался на учении Маркса — Ленина — Сталина, кто видит перед собой великий путь советского народа к высшему этапу жизни — к коммунизму. —

Далее Н. Я. Брюсова переходит к вопросу о музыковедении и теоретическом воспитании музыкантов. — Музыковед — тот же творец, говорит она, он должен так же, как и композитор, видеть творческую цель художественного замысла, видеть путь, ведущий к этой цели. Никому не нужны «исследования», где исследователь ничего нового не открывает, где он раболепно следует за композитором, пересказывая его произведение, равно принимая как лучшее, так и худшее из его творческого труда, стараясь оправдать все его срывы.

_________

1 Стенограммы печатаются в сокращенном изложении,— Ред.

Борьба с формалистическим направлением будет еще тяжелее в музыковедении. Формалистическое отношение к пониманию музыки росло в течение ряда столетий. Учебные заведения особенно склонны были всегда поддаваться тенденциям изучать музыку, главным образом, с формальной стороны.

Многим казалось, что в музыке, больше чем в каком бы то ни было виде искусства, надо прежде всего изучать технику построения форм: «Смысл музыки ученик поймет сам, если он талантлив, — наше дело только дать ему техническое умение». Техника отрывалась от того, для чего она только и нужна, — от смысла и содержания музыки.

Я помню, какое необычное впечатление на всех нас, учеников по классу специальной теории в Московской консерватории, в начале этого столетия производили занятия у С. В. Смоленского, когда он говорил нам о русском народном творчестве, о песнях южных славян, об особенностях выразительности в этих песнях. Курс его назывался вовсе не увлекательно: «История церковного пения». Но, может быть, и то немногое, что он вкладывал в этот курс, связанное не только с формальной стороной, не только с техникой, но и с выразительностью, с содержанием музыки, заставляло как-то по-особенному вслушиваться в его слова, точно он говорил не о «музыке» в привычном нам узко-консерваторском понимании этого слова, а о какой-то другой музыке, более широкой, всеобъемлющей, всенародной, которую мы все чувствовали, но о которой нам в других классах не говорили вовсе.

Секретарь ССК В. Г. Захаров открывает собрание

Я хорошо помню также, как началась борьба против формализма в первые же годы после Октября. Но это были очень еще слабые попытки, не имевшие достаточно глубокого обоснования — знания марксистско-ленинской теории. Те уродливые формы, в которые они выродились в годы пребывания на посту директора консерватории Пшибышевского, — «комплекс» и т. д., конечно, не были прогрессивными. Это было совсем не то: не отбросить надо было технику, но, наоборот, поднять ее, придать ей настоящее значение, связанное со смыслом музыкальной речи.

Но то, что сейчас делается в консерваториях, тоже совсем «не то». Вот один из характерных примеров. В изданной и утвержденной ГУУЗ программе теоретико-композиторского факультета Московской консерватории параграф, где говорится о содержании музыкальных произведений, поставлен в один ряд с общим перечислением элементов музыки, приблизительно так: мелодика, лад, содержание, инструментовка и т. д. Такой факт не требует комментариев.

Несколько слов о народном творчестве, к которому обычно проявляется очень несерьезное отношение. Если композитор проживет год в национальной республике и за этот год напишет оперу на национальную тему данного народа, он считает, что выполнил все, что может выполнить

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет