нотам и на слух. Музыканты с большим увлечением и упорством преодолевали возникавшие перед ними технические трудности; исполнение этого произведения имело значительный успех, — как в Ташкенте, так и на различных концертных площадках Москвы. После выступления в стенах Московской консерватории ее профессура дала новому начинанию положительную оценку.

В 1938 году инструментальный ансамбль Узбекской филармонии, наряду с унисонным исполнением в традиционной манере народной песенной и танцевальной музыки, уже имел в своем репертуаре ряд гармонизированных произведений, как, например, «Усмания», «Сегох». Но, ввиду того, что инструменты не были темперированы и манера исполнения оставалась старой, звуку всегда сопутствовало глиссандирование, что в четырехголосном звучании создавало фальшь.

Отсутствие узбекских музыкальных инструментов с ярким и сильным звуком (за исключением сурная), аналогичных медной группе симфонического оркестра, а также инструментов с низким регистром, могущих в общем комплексе оркестровой звучности выполнять басовую функцию или же служить оркестровой педалью, привело к введению в оркестр чужеродных ему инструментов, — как например: фортепиано, трубы и тромбона.

После соответствующего правительственного решения, ноябрь 1938 года явился фактически исторической датой начала существования нового творческого коллектива. Группа музыкантов, в составе двадцати пяти человек, под управлением дирижера С. Габриэляна и под художественным руководством А. Петросяна, начала свою самостоятельную творческую жизнь. Стали подготавливать учебные пособия для игры на отдельных инструментах; началось систематическое обучение музыкантов нотной грамоте. Не случайно этот оркестр, в отличие от существовавшего одновременно в Филармонии одноголосного инструментального ансамбля, игравшего по слуху, получил среди слушателей и музыкантов название «нотного оркестра».

Итоги существования этого оркестра, несмотря на трудности, встречавшиеся на его пути, характеризуются непрерывным ростом исполнительского мастерства и все большим выявлением своего творческого профиля. Из оркестра выпадают чуждые ему в стилистическом отношении фортепиано, труба и тромбон. На протяжении всего этого времени не прекращается работа по реконструкции инструментов (большое научное и практическое участие в этом деле стал принимать Узбекский Научно-Исследовательский Институт искусствознания).

В теперешнем своем виде оркестр (в него входят 50 человек) в значительной части состоит из реконструированных инструментов. Ему придан темперированный строй; разбивается он на четыре основные группы: струнно-смычковую, лютневую, духовую и группу ударных. Первая группа построена по принципу европейского струнного квинтета, с аналогичной настройкой: гиджак I и II, гиджак-альт, гиджак-бас и гиджак-контрабас. Таким образом, мы уже в этой группе имеем ряд новых инструментов, принадлежащих к одному семейству и дающих возможность исполнять любую партитуру, написанную для квинтета. Эта группа, как и аналогичная ей в симфоническом оркестре, является здесь ведущей. Вторая группа включает в себя кашгарский рубаб, приму I и II, кашгарский рубаб (теноровый), афганский рубаб, дутар-бас, дутар-контрабас и танбур. Третья группа состоит из пикколо-ная, ная I и II и кошная I и II. К четвертой группе принадлежат дойра и нагора. Помимо этого, в оркестре имеются не входящие ни в одну из перечисленных групп также реконструированные чанги. Безусловно, еще не все узбекские инструменты вошли в данный состав оркестра. Так, например, обладающий богатейшим по красоте тембром сурнай (несколько напоминающий по звуку кларнет) внесет дополнительную краску в общую оркестровую палитру. Также вполне уместно введение карная, одного из наиболее характерных и широко распространенных в Узбекистане духовых инструментов. В связи с тем, что ни одна нотная библиотека Союза не может предоставить партитуры для этого оркестра, актуальной задачей, наряду с реконструкцией инструментов, явилось создание собственного репертуара. В этом отношении достигнуты значительные результаты. В репертуарном фонде оркестра в настоящий момент имеется свыше ста партитур, довольно разнообразных по своему содержанию. В своей деятельности художественное руководство оркестра идет по двум линиям: гармонизации и оркестровки национальных песенных и танцевальных мелодий, почерпнутых из богатейшего фольклорного источника; сейчас они предстают в новом, обогащенном виде, выявляя ранее скрытые черты. Другая линия ведет к ознакомлению значительной части узбекского слушателя с музыкой братских республик, а также с русской и западноевропейской музыкальной классикой.

Первые шаги, проделанные в этом отношении творческим коллективом оркестра, можно признать вполне удачными; и «Танец Анитры» из сюиты Грига «Пер Гюнт», и «Марш Черномора» из глинкинского «Руслана», переоркестрованные для национального оркестра, не только не искажают творческого замысла великих композиторов, но даже, может быть, придают им тот тонкий и своеобразный аромат, который ищут в необычайных сочетаниях инструментов художники, создающие музыкальные

образы фантастического характера. На это, смеем думать, не посетовали бы сами авторы, чьи творения становятся, таким образом, близкими и знакомыми народам с иной музыкальной культурой. Однако основные художественные задачи оркестра, полагаем мы, заключаются в исполнении оригинальных произведений, написанных композиторами по заказу, специально для данного состава оркестра. Не случайно многие оркестровые сочинения узбекских композиторов нашли свое признание, будучи исполнены узбекским оркестром (как, например, «Песня без слов» Бурханова, «Танец» Левиева, «Сюита» Мушеля и др.). В этих и аналогичных им произведениях национальный оркестр уже не выступает как сумма отдельных инструментов, — как это свойственно традиционным ансамблям народных инструментов. В данном случае, каждый инструмент раскрывает все свои возможности, он вполне самостоятелен; и отсюда — воспитание в самом исполнителе, с одной стороны, чувства большей ответственности, а с другой — строгой оркестровой дисциплины.

В спорах о путях развития национального оркестра, составленного из реконструированных инструментов, некоторые товарищи полагают, что в своей репертуарной политике оркестр должен ограничиваться, главным образом, исполнением национальных народных мелодий и песен, переложенных для данного оркестра. Мы находим этот взгляд узким: в репертуар оркестра могут, как мы уже говорили, войти и отдельные переложения классических произведений, возникших на народной основе. Но, разумеется, это лишь дополнения к оригинальному узбекскому репертуару.

Значительные технические и выразительные возможности, предоставляемые оркестром, привлекли к нему внимание композиторов Узбекистана. Ряд произведений написан для него — по заказу филармонии — композиторами Садыковым, Мушелем, Бурхановым, Надеждиным, Левиевым, Юнусом Раджаби и другими.

Выступление оркестра в концертном зале филармонии, по радио и на различных концертных площадках Ташкента привлекают к нему все большее и большее внимание узбекской интеллигенции и широкого слушателя.

Существование в Узбекистане оркестра народных реконструированных инструментов, безусловно, является большим вкладом в строительство музыкальной культуры Республики. Значение этого оркестра не ограничивается лишь фактом его существования в концертно-исполнительском плане; он одновременно должен послужить образцом для создания аналогичных профессиональных коллективов в крупнейших городах Республики и для насаждения большой сети самодеятельных инструментальных групп, построенных — по новому принципу — в колхозах и на крупнейших промышленных предприятиях Узбекистана.

В настоящее время Государственный оркестр узбекских народных инструментов находится еще в стадии становления. Ни профессиональный уровень музыкантов, ни музыкально-технические возможности самих инструментов не дают основания заключить, что процесс формирования оркестра закончен. Достигнутое является лишь первым этапом на трудном, но благодарном творческом пути одного из интереснейших музыкальных коллективов нашей Родины.

Я. Пеккер
Ташкент

Музыкальная жизнь в Турткуле

На берегу Аму-Дарьи, в городе Турткуле, когда-то утопавшем в садах и виноградниках, а ныне почти снесенном рекой, существует единственная детская музыкальная школа Кара-Калпакской республики.

У музыкальной школы Кара-Калпакии своя маленькая, но небезынтересная история. Впервые она открылась в 1937 году, в небольшом сараеобразном помещении, при наличии одного пианино и нескольких скрипок. Школой тогда руководили немузыканты, состав педагогов часто менялся. Вся постановка учебного дела носила несколько кустарный характер. В 1940 году удалось, наконец, получить для школы хорошее помещение и приобрести достаточное количество музыкальных инструментов.

Облик музыкальной школы заметно изменился в 1941 году, когда эвакуированные из Москвы музыканты с энтузиазмом взялись за перестройку преподавания. Во главе школы стал композитор В. Г. Шафранников, который вместе со скрипачом М. Г. Плаксиным сумел дать школе подлинно профессиональное направление. Состав учащихся был пересмотрен, были организованы ученические концерты, развернулась методическая работа. Весною 1942 года в городском концерте в пользу ленинградских детей впервые приняли участие учащиеся музыкальной школы.

Трудности военной зимы 1943 года усугубились необычными для Кара-Калпакии сильными морозами. В школе не было дров, у детей (в основном — воспитанников детского дома) не хватало теплой обуви. Преподаватели повседневно вели большую воспитательную работу среди учащихся, сумели пробудить в них любовь к музыке.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Музыкальная жизнь в Турткуле

Содержание