Выпуск № 8 (102) | 1946 - страница 5

произведения камерного жанра, как в музыку этих произведений всё больше и больше проникают волевая напряженность, мужественность и глубокая человечность. Не случайно, что среди произведений, удостоенных в последние годы Сталинских премий камерно-инструментальные сочинения занимают заметное место. Напомним эти сочинения: 7-я и 8-я фортепианные сонаты Прокофьева, Славянский квартет Шебалина, 9-й квартет Мясковского, 3-й квартет Чемберджи, трио Шостаковича, 2-й квартет Кабалевского, «Соната-фантазия» Гнесина, трио Свиридова, Украинский квинтет Лятошинского.

Еще одно обстоятельство свидетельствует о подъеме идейного уровня советской музыки в годы войны: более широкое по масштабам и более глубокое по существу вникание композитора в народное творчество, расширение связи нашего профессионального творчества с народным. Возрастает ощущение неразрывной органической связи композитора со своим народом. Это укрепление национального чувства дает о себе знать во множестве произведений, начиная с песен А. В. Александрова, Захарова, Соловьева-Седого, Мокроусова, Новикова, Блантера; с большой очевидностью обнаруживается оно в произведениях подчеркнуто-национального характера — в Славянском квартете Шебалина, в квартете № 2 (на кабардинские темы) Прокофьева, в «Славянской сюите» Белого, в кантате «Моя Украина» Штогаренко, в операх «Вэтэн» Караева и Гаджиева, «Огни мщения» Каппа, «Улугбек» Козловского, в 24-х прелюдиях на русские темы Кабалевского, в Узбекской симфонии-рапсодии М. Штейнберга, в симфониях Баланчивадзе, Киладзе, Мшвелидзе, Мушеля и т. д. Но дело не только в произведениях, построенных на национальной тематике. Народно-национальный элемент стал вообще играть в творчестве советских композиторов значительно большую роль, чем раньше.

Было бы, однако, глубочайшей ошибкой, продолжая неверную и вредную линию, наметившуюся в нашей музыкальной критике и печати, — выпячивать лишь одно хорошее и закрывать глаза на те ошибки и недостатки, которые имеют у нас место. Без прямой и смелой критики этих ошибок и недостатков мы не двинемся вперед, а лишь будем создавать почву для возникновения новых отрицательных явлений. Недостатки и ошибки имеются у нас даже в тех областях, которые справедливо считаются наиболее благополучными и передовыми, — а именно в областях симфонической, камерной и ораториальной музыки.

Каковы же основные из этих недостатков?

Прежде всего, в самое последнее время, уже послевоенное, в нашем музыкальном творчестве наметился известный отход от современной тематики. Предстоящий концертный сезон обещает нам очень мало новых крупных симфонических или хоровых произведений, связанных с конкретной тематикой современности; не слышали мы таких произведений и в прошлом сезоне.

Сказывается это и в области вокальной музыки, где темы современности стали в последнее время встречаться в порядке редких исключений, почти начисто вытесненные русской и иностранной классикой.

Чисто симфоническая музыка по вполне понятным причинам влечет к себе композиторов: ведь симфония — это высшая в музыке форма воплощения больших идей и чувств. Недаром именно в области симфонизма с наибольшей полнотой раскрылись великие гуманистические идеи Бетховена и глубочайшая человечность Чайковского. Но не следует забывать, что вокально-симфоническая и программная музыка имеет в наших условиях особые причины для своего более широкого

развития. Широкое обращение советских композиторов к вокально-симфоническому жанру, к программной симфонии в 20-х и 30-х годах сыграло важную роль в последующем расцвете чисто-симфонического, жанра. Пусть большинство этих произведений не выдержало испытания временем, но они явились важным этапом в овладении современной темой, в формировании конкретного идейно-образного симфонического мышления.

Нет сомнения, что и сейчас постановка более конкретных, даже явно программных творческих задач поможет композиторам еще дальше продвинуться по пути пронизания всей музыки идеями современности, живыми образами нашей советской действительности, по пути дальнейшей демократизации музыкального языка, еще большего слияния творчества с запросами и интересами народа. А ведь широкие круги наших слушателей, ценя и любя чисто-инструментальную музыку, в том числе симфоническую, хотят слышать больше произведений синтетических, в которых литературно-поэтический текст способствует более яркому и конкретному воплощению темы.

Вот почему мы самым решительным образом должны напомнить нашим композиторам, работающим по преимуществу в инструментальных жанрах, что ссылка на то, что конкретная тема или программа будто бы удел только оперного и вокального искусства — неверна и вредна, что, отойдя от современной живой тематики, они могут оказаться перед опасностью замкнуться в кругу узко-личных переживании и субъективных настроений, перед опасностью снизить тот идейный уровень, на котором стоят лучшие наши музыкальные произведения последних лет. Такое предупреждение тем более необходимо сейчас, что в некоторых произведениях самых различных композиторов мы можем обнаружить недостатки и ошибки, которые являются недостатками и ошибками не просто художественного, но идейно-художественного порядка. Обратимся прежде всего к двум последним симфониям Шостаковича.

Шостакович — один из крупнейших композиторов современности. Его творчество пользуется широкой известностью во всем мире и занимает не последнее место в кругу явлений искусства, влияющих на художественные вкусы наших людей, нашей молодежи. Шостакович оказывает несомненное (влияние и на молодых советских композиторов. Все это требует от нас особо четкой и принципиальной критики недостатков творчества Шостаковича.

После 7-й симфонии, занявшей почетное место в первом ряду произведений советских композиторов, последовала 8-я симфония. Однако эта симфония не получила такого же единодушного признания. Печать, к сожалению, воздержалась от широкого обсуждения ее. В то же время симфония эта вызвала самые разноречивые оценки в кругу музыкантов.

В 1944 году, на пленуме Оргкомитета Союза композиторов, посвященном творчеству советских композиторов в годы войны, большинство выступавших и даже те, кто, в целом, высоко расценивал 8-ю симфонию Шостаковича, говорили о чувстве неудовлетворенности, которое оставалось от этой симфонии, особенно от двух ее заключительных частей. Эта неудовлетворенность возникала оттого, что глубоко-трагедийная тема, лежащая в основе симфонии и с огромной силой воплощенная в ее первых частях, не нашла разрешения в финальных частях. Камерное по звучности, субъективное по настроению завершение симфонии не давало по существу ответа на поставленные в сим-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание